работник не мог. Сосредоточиться на мысли, оценить информацию, грамотно сформулировать задание Василий был не в состоянии. Говорят, когда-то он неплохо работал и выдвинулся заслуженно, но поверить в это было трудно. Резидент питал неодолимую тягу к спиртному, пил в любое время суток, быстро хмелел и во хмелю нес околесицу, густо пересыпанную матом. Не уверен, что за последние годы он прочитал хотя бы одну книгу. Да и читал ли он когда-либо? До сих пор мне казалось, что такого рода людей в КГБ, не говоря уж о ПГУ, после военных времен не осталось. Пришлось убедиться в своей неправоте. У резидента была одна позитивная черта – он хорошо относился к подчиненным. Однако правильно оценивать их действия, наставлять на верный путь Василий не был способен.
Оказавшись под началом Василия Б., резидентура стала утрачивать наступательность, способность к вдумчивой, аналитической работе, естественная убыль источников не восполнялась, работники сторонились своего вечно подвыпившего босса. Дело кончилось тем, что резидент однажды свалился на приеме. Долго терпевший посол М.В. Дегтярь наконец не выдержал и информировал Москву о хроническом недуге резидента. Василий Б. был отозван, но, к нашему изумлению, продолжил свои труды в Центре. Вред нашему делу этот руководитель причинил немалый.
Где же были мы, его подчиненные, посмеивающиеся и горюющие одновременно? Почему никто из нас не доложил в Центр о нетерпимой ситуации? Боялись? Едва ли. Всякого рода жалобы на коллег и начальников неписаным обычаем не одобрялись. Если ты можешь сам поправить дело, не привлекая внимания вышестоящих, действуй! Не можешь – не жалуйся, не «капай». Официально эта традиция именовалась «чувством ложного товарищества», и при разборе разного рода неприятностей эти слова звучали нередко. Найти меру здесь трудно. В нашей среде не место жалобщикам, кляузникам, доносчикам, но сколько раз приходилось убеждаться, что снисходительное отношение к проступкам коллег, их замалчивание ведет к самым тяжелым последствиям. Где же выход? Думаю, дело в разведке должно быть поставлено так, чтобы подчиненные безусловно доверяли своим начальникам, а начальники ни при каких обстоятельствах не использовали ставшее им известным во зло подчиненному, чтобы они доброжелательно и по-товарищески относились к каждому своему сотруднику. Добиться этого трудно, знаю по личному опыту. Может быть, кто-то назовет такую точку зрения утопической. Но стремиться к такой постановке дела необходимо. Если бы время от времени такая обстановка в коллективах разведчиков не возникала, не было бы, думается, сильных резидентур.
В конце 1966 года произошло событие, нарушившее привычное течение жизни.
На меня вышел ответственный сотрудник местной контрразведки некто г-н Икбаль (имя изменено. – Здесь и далее примеч. авт.) и представил весьма убедительные доказательства того, что ему известно о моей действительной служебной принадлежности. Сработали защитные механизмы, я с ходу стал было опровергать его и готовился