машину я поставил так, чтобы видеть подъезд дома, приготовил фотоаппарат, сделал два снимка дома и стал терпеливо ждать. Время тянулось медленно и мне хотелось спать. Хмурое небо пролилось крупным дождём. Капли дробно били по крыше машины. Вскоре дождь перестал, и сквозь рваные просветы облаков начали стрелять лучи солнца. Снова запели птицы. От частных домов, где в палисадниках цвели деревья и цветы, ветерок доносил аромат духов. По радио передавали песни старых лет, и каждые полчаса в новостях не сообщалось ничего нового. Трёхэтажный дом был скучен и молчалив. Только однажды из окна на втором этаже вдруг послышалась громкая музыка и тут же оборвалась. Утром из дома вышли два школьника, а часов в десять из подъезда выскочила неопрятно одетая женщина, чуть ли не бегом исчезла в переулке и через двадцать минут вернулась с пакетом из булочной.
Он вышел из дома около двенадцати. Я узнал его сразу. Он был выше ростом, чем я ожидал, но выражение лица и пустые глаза были такими же, как на фотографии. В руках он держал рекламку из почтового ящика. На тротуаре он на мгновение остановился, словно раздумывая, куда идти. За это время я успел снять его два раза в полный рост. Косински пошёл в сторону центра. Я вышел из машины, негромко прихлопнул дверь, замкнул её и пошёл за ним по другой стороне улицы. Он зашёл в кафе, где выпил чашечку кофе и съел омлет. Примерно через полтора часа он вернулся домой и не выходил до самого вечера.
Вечер его был занят посещением ночных кафе. В двух кафе он заказывал себе пиво и разговаривал о чём-то с мужчинами. В третьем кафе к нему подсела средних лет женщина. Они вместе выпили пива и водки. С количеством выпитого менялось настроение мужчины. В пустых глазах заискрилась жизнь, он оживлённо говорил, и женщина смеялась после каждой его фразы. В одиннадцать часов они вышли из кафе и шли долго по слабо освещённой улице почти до окраины города. Здесь они прошли в игротеку. Мужчина больше часа играл в бильярд, а женщина сидела у стойки бара и пила одну кружку пива за другой. Около часа ночи он закончил последнюю партию, рассчитался с барменом за выпитое и вместе с женщиной, короткой дорогой, пошёл пешком к своему дому. На этот отрезок им понадобился почти час. Они не торопились, часто останавливались и сливались вместе – видимо, в поцелуе. Он галантно придержал дверь, пропуская её в подъезд, и через пару минут на третьем этаже зажёгся свет.
Я приезжал к его дому ещё три раза. Порядок дня его был всегда один и тот же. Однажды днём он дольше задержался в кафе, где разговаривал с двумя совсем молоденькими девочками. Он сказал им что-то такое, отчего девчата быстро встали из-за стола и вышли из кафе. Одна из них вытирала слёзы и повторяла: «Подлец, подлец!». На третью ночь он поменял партнёршу, с которой встретился во втором кафе. Но маршрут его остался неизменно прежним. Он снова до часа ночи играл в бильярд и с новой партнёршей пешком вернулся домой. Я отснял две полных кассеты и, когда проявил их, на плёнках был запечатлён каждый шаг Косинского. Он был снят в полный рост и в полроста,