нанизал на обломанные ивовые сучки.
Поблескивая на солнце, бурлящий поток с легким журчанием омывал группу выдвинувшихся в реку валунов. На нагретом полуденным жаром камне, обдуваемый отгоняющем гнус ветерком, сидел седой тридцатилетний мужик, выглядевший на все пятьдесят. Он опирался темными раздавленными работой ладонями о колени и спал. Голова упала на грудь. Над его серебрящейся на солнце макушкой замерла стрекоза. Семен улыбался во сне, ему снилась мама. Мама, которую он не видел никогда в жизни, но сразу признал. Она была молодая, красивая и очень походила на Арину. Такая же светленькая и зеленоглазая. И Сеня Горин знал, что он наконец-то вернулся…
Чуть в стороне от воды, на большом плоском горячем камне подсыхали аккуратно разложенные, заработанные тяжким трудом купюры. Под легким ветерком шелестела страницами новая трудовая книжка. И выгибалась подсохшими краями справка об освобождении с расплывшейся фиолетовой печатью.
Грустная история
Миниатюра
Отдыхал я как-то зимой в поселке Подозерский, что под Иваново. У меня много родни по материнской линии в тех краях. Есть такой дядя Юра. Охотиться и рыбачить любит – страсть!
Позвал он меня на охоту. А дело было в феврале, самое снежное время.
Собрались. Человек шесть местных, ну и я с ними, значит. Развлечься.
Недалеко от поселка в березовой рощице спугнули зайца-русака. Он от нас – мы за ним! Снегу – по колено, наст не держит.
"Не уйти ему!" – думаем.
След вывел на полянку и оборвался. Что такое? В сторону заяц прыгнуть не мог, место открытое – было бы видно.
Куда делся, не птица же?
Обошли мы поляну по периметру, вдруг он под снегом прополз и выскочил – нет следов. Стали кругами целину уминать – от края к центру. Собрались в кучу – нет косого. Все уже мокрые, устали, пар от нас валит.
А на поляне кострище старое снегом занесено. Смотрю, из-под сучьев уши торчат. Прокрался он, значит, под снегом и в хворосте запутался. Ни туда ему, ни сюда.
Вытащил я его за шкирку – дрожит от страха, бедняга! – и говорю мужикам:
– Ежели нам такой умница попался, надо отпускать.
Только сказал, он меня задними лапами в грудь – и деру!
Снег глубокий, косой проваливается; мужики в азарте ружья вскинули, засвистели, – я-то свою тулку и не поднимал – а заяц скакнул раз пять через силу, упал, лапами дрыгнул и не шевелится. Сердце не выдержало.
И не стреляли вроде, а убили!
Развлекся, называется.
Дачное крылечко
Рассказ
После двадцати лет беспорочной службы в Госавтоинспекции Акатия Акатиевича Сапожкова отправили на пенсию "по достижении предельного возраста для службы в полиции". Капитан Сапожков до последнего надеялся на продление контракта еще на пять лет в персональном, так сказать, порядке. Но вопрос, по-видимому, был решен загодя, и кадровик лишь пожал плечами:
– Не горюй, капитан. Станешь майором запаса, подарим тебе "Командирские" часы с гравировкой, – полковник хохотнул. –