боли, отчаяния и чего-то ещё, чему она пока не могла найти определения. Но и этого было достаточно. Гордо вздёрнув кончик носа, она скинула его ладони со своих плеч и, опуская голову и кивая ей, словно китайский болванчик, отступала и тараторила:
– Да, конечно. Конечно, Александр Сергеевич. Где вы говорите ванная, там? Ну, так… спокойной ночи.
Ох, как же хотелось хлопнуть дверью. Сильно. Но она тихо закрыла её, прислонилась спиной и слушала, надеясь, что он стоит сейчас по тут сторону, прижимая ладони к деревянной поверхности, не решаясь войти вслед за ней. Но грёзы рассеялись с насмешливым:
– Спокойной ночи, маленькая злючка.
Ну что она сделала не так? Ладно, он столько лет не замечал её потому, что она была маленькая. Для него. Для всех. Школьница. Проходившая производственную практику на большом предприятии. Но сейчас?
– Ты и сейчас для него этой школьницей остаёшься, – Варя горько усмехнулась своему отражению в зеркале. – Так что, бери такси и дуй домой.
Но домой не хотелось. Если так суждено, точнее не суждено, то… То можно просто остаться тут, на одну ночь. Стоять под тем же душем, что стоял и он. Вдыхать аромат его шампуня и геля. А потом… потом уснуть в его постели.
Она юркнула в его футболку, аккуратно повесила свои вещи на подлокотник кресла, а потом обернулась к двери, прикусив губу. Может, ему нужны доказательства того, что она больше не маленькая девочка? Что выросла и хочет провести с ним эту ночь не меньше, чем и он сам? Ну, тогда он их получит.
И Варя решительно шагнула к двери.
Березин привёл кухню в порядок, но медлил. Опирался ладонями о край стола. Опустил голову, надеясь, что кровь устремится именно в его мозг, а не в противоположном направлении. Затем поднял глаза к потолку, где на матовой поверхности его воображение снова нарисовало ему образ Вари. Как она оттолкнула его, потупила взгляд и отступала в ванную.
– А ведь ты обидел её, придурок. Не хотел. Говорил себе, что не сможешь, только не её. А обидел.
Горькая усмешка исказила черты его лица. Он спустился вниз и, плеснул себе в стакан щедрую порцию коньяка, надеясь, что так сможет успокоить свою совесть. Только этой сволочи коньяка было мало. Она продолжала нудно подначивать его.
– Тебе сорок лет, Березин. Сорок лет, будет через год, – он залпом осушил стакан. – А ты дрейфишь, словно пацан перед первым свиданием. Что, не можешь решиться? Ты же хочешь её. И то, как она… Говоришь, что отдашь эту девочку парню, который будет её достоин? Да черта с два! Ты же с ума сойдёшь от ревности. И от того, что, вдруг этот кто-то будет с ней недостаточно нежен и ласков? Да она же назло тебе пойдёт завтра в какой-нибудь клуб и что? Подцепит там пьяного урода который… – Стакан громко стукнулся, возвращаясь на барную стойку. – Да пошло оно всё! Пусть сама мне скажет.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы преодолеть два этажа лестничных пролётов. Но у двери в спальню он замер. Занёс руку, чтобы постучать, но передумал. Распахнул эту чёртову дверь, едва не сбив Варю с ног, и застыл. Серые глаза с тревогой смотрели на него.
– Ты?