спичками, полез в угол, где они последнее время ночевали. Здесь было всё перевернуто вверх дном.
«Видно, менты что-то искали», – подумал Антон.
Продукты были все в грязи и разбросаны по подвалу. Сигарет, про которые говорил Кирилл, он не нашел. В стороне валялась только его куртка. Он поднял ее, отряхнул от пыли, уселся на кучу старых, рваных одеял и заплакал. Ему было обидно за себя и за своего дружка, который сейчас находился неизвестно где.
Если б Антон знал, где сейчас Кирилл, он, наверное, не раздумывая пожертвовал бы своей свободой, которую так сильно ценил, пошел бы к нему и тоже сдался бы этим полицейским. Только сейчас он почувствовал, как его ему не хватает. Антон, опустив голову на колени, сидел и плакал, прижимая куртку к своему лицу. Потом он поднял голову, огляделся, нашел кусок мела, которым Кирилл рисовал на домах стрелки, когда они однажды разошлись и потерялись. Стрелки означали направление движения к тому месту, где они могли найти друг друга. Он подошел к стене и большими печатными буквами, чтобы было видно, написал: «Я тебя обязательно найду, где бы ты или я ни были». Антон перечитал еще раз сделанную надпись, надел куртку и пошел к выходу. Он, как положено, закрыл дверной замок в подвале и спрятал ключ в их совместном тайнике.
Отходя от подъезда, он еще раз оглянулся на двери, но увидел бабку в окне, показал ей средний палец и, удовлетворенный, пошел прочь.
Антон шел по улице, чувствуя на себе взгляды прохожих. Да, внешность его была отвратительной. Его одежда, грязное лицо, по которому были размазаны слезы, выглядели просто ужасно. Антон не выдержал этих взглядов, свернул между домами во двор, подальше от прохожих. Здесь он нашел большую лужу, присел и осторожно зачерпнул ладонью воду, чтобы не поднимать снизу грязь, умылся, затем пригладил растрепанные волосы и, нащупав в кармане куртки огрызок расчески, который Кирилл всегда носил с собой, расчесал свои грязные волосы. Теперь он стал выглядеть немного лучше, но одежда выдавала его далеко не домашнее происхождение. Здесь поделать было ничего нельзя и он, смирившись со своим одеянием, снова вышел из двора и уже, не обращая ни на кого внимания, шел по улице, сам не зная куда…
Хотелось есть, и тут Антон почему-то вспомнил о своем друге, которому сейчас намного тяжелее, чем ему, и мысли о еде сразу исчезли.
Утро, как назло, выдалось прохладным, потом пошел сильный дождь, и Антон спрятался под козырьком магазина.
Время тянулось предательски медленно, и Антон не находил себе места. Но вскоре дождь закончился, и он, шлепая по лужам в рваных ботинках, продолжил свой путь в неизвестность. Ноги промокли в один миг. Больше всего он боялся простыть – тогда всё, конец.
Так добрел он до площади Пушкина и присел на лавочку.
Проделав такой большой путь, его ноги просто гудели от усталости.
Озабоченные москвичи уже не обращали на него внимания, спешили по своим делам… Антон перевел дух и, заметив вдалеке наряд полиции, поднялся и пошел в обратном направлении, чтобы не попадаться им на глаза.
Москву он знал плохо, можно сказать,