к концу. Оливия смотрит вверх, на стеклянную крышу над кроватью, и уговаривает себя, что, кажется, ей удалось его пережить. Она воображает, что было бы, если б сегодня, в день свадьбы сына, ее опять хватил сердечный приступ. Вот она сидит на складном стуле на лужайке, у всех на виду, и когда сын говорит «обещаю», она молча, неуклюже валится замертво, лицом в траву; широкая задница, обтянутая полупрозрачным муслином с геранями, торчит, выставленная на всеобщее обозрение. Обеспечит народ темой для разговоров на много недель.
– Что это за штуки у тебя на лице?
Оливия поворачивает голову к двери:
– Ты еще здесь? Я думала, ты ушла.
– Из одной такой штуки волос торчит, – говорит ребенок, осмелев, и делает шаг в комнату. – Из той, что на бороде.
Оливия снова обращает взор к потолку и встречает эти слова спокойно, без ударов крыла в груди. Поразительно, до чего нахальны нынешние дети. И какая отличная была мысль – сделать над кроватью стеклянную крышу. Крис говорил ей, что зимой можно иногда лежать и смотреть, как идет снег. Он всегда был такой – совсем другой, очень тонкий, остро чувствующий. Вот почему он так отлично пишет масляными красками, от врача-подиатра такого обычно не ожидаешь. Он был интересным, непростым человеком, ее сын, а в детстве – таким впечатлительным, что однажды, читая «Хайди», нарисовал к ней иллюстрацию – какие-то горные цветы на альпийском склоне.
– Что это у тебя на бороде?
Оливия видит, что девочка жует ленточку своего платья.
– Крошки, – отвечает Оливия. – От маленьких девочек, которых я съела. Беги, пока я тебя не сожрала. – И делает большие глаза.
Девочка слегка пятится, держась за косяк.
– Ты все врешь, – говорит она наконец, однако поворачивается и исчезает.
– Не прошло и часа, – бурчит Оливия.
Теперь она слышит цоканье тонких каблучков по коридору, не очень ритмичное. «Я ищу тубзик для девочек», – говорит женщина, и Оливия узнает голос Дженис Бернстайн, матери Сюзанны, а голос Генри отвечает: «Сюда, вот сюда, пожалуйста».
Оливия ждет, что Генри заглянет в спальню, и да, через миг он тут как тут. Его большое лицо лучится той особой приветливостью, которая всегда находит на него в большой компании.
– С тобой все в порядке, Олли?
– Тш-ш-ш. Заткнись. Не обязательно всем знать, что я здесь.
Он подходит ближе и шепчет:
– С тобой все в порядке?
– Я готова идти домой. Хотя ты бы, конечно, рад торчать тут до третьих петухов. Ненавижу, когда взрослые тетки говорят «тубзик для девочек». Она что, напилась?
– Да нет, Олли, ну что ты.
– Они там курят, – Оливия указывает подбородком в сторону окна, – хоть бы дом не спалили.
– Не спалят, – говорит Генри и после короткой паузы добавляет: – По-моему, все прошло хорошо.
– Кто бы сомневался. Давай прощайся со всеми и поедем уже наконец поскорей.
– У нашего сына славная жена, – говорит Генри, медля у изножья кровати.
– Да, наверное.
Они