нет. Но в понедельник было и то, и другое. Впервые нас отвели в угловую камеру для прогулок, где небо было не просто в центральной части камеры, а простиралось вдоль длинной левой стены, что позволило принять солнечные ванны. Вместо обычных 30–40 минут гуляли полтора часа. Повезло, попался хороший офицер.
Во вторник мы неожиданно переехали в другую камеру. Свежую, после ремонта. Эта камера также без стекол. Наверняка при +25 это здорово. Но в условиях наступающей зимы это сомнительное удовольствие. Ну а погода – это испытание, через которое надо пройти.
Удачная ли была неделя? Не уверен, что это верный вопрос. Неделя была в бытовом плане неплохой. В плане жизни появилось понимание, что когда бы я ни вышел, начинать надо будет все с нуля. Готов ли я к этому? Это все равно, что сказать самому себе – слабо?
Буду концентрировать все силы для этого: буду стараться сохранить то, что возможно, а далее – все с удесятеренной силой. Главное сохранить отношения, силы и здоровье.
Окружение здесь, как в пионерском лагере – веселое, но месяца-двух достаточно, чтобы достало это. Общаться не с кем.
Каждый день накатывает грусть.
Нас четыре человека: три убийцы и я
15.09.08.
Сегодня очередной раз общался с местным оперативником. Наши встречи проходят 2 раза в неделю. Я охотно обсуждаю все вопросы в нужном мне русле, ничего не пишу, стараюсь подвести его к обсуждению нейтральных тем.
Мне задается вопрос: «Ну что, подумали?». Я отвечаю – «Да, готов рассказать Вам о компании Х и ее акционере С. (это заказчик моего дела) все, что знаю преступного, а также о том, с кем меня этот С. познакомил, в том числе и с теми людьми, о которых Вы мне задаете вопросы».
Опер смотрит в свои записи. «У меня, – говорит, – про этого С. ничего нет. Подожди, – говорит, – я должен это уточнить».
Следующая встреча начинается со слов, что ему этот С. не интересен, а надо говорить лишь об одном человеке, М. Я задаю вопрос – так все же, что Вас и для чего интересует. Опер злится, говорит, что об этом много раз уже говорил – нужны мои показания, что М. преступник. Как только эти показания оказываются у опера, этот М. сразу заезжает в тюрьму, а я выхожу.
«Позвольте, – говорю я, – но Ваша сделка нечестная, даже если Вы найдете в моих словах состав преступления, он, М., обладает иммунитетом и по любому сюда не заедет». Опер смотрит в свои бумажки, удивляется, но встреча опять заканчивается.
Очередная встреча начинается с нового предложения – я просто пишу, а меня просто выпускают под подписку о невыезде. Дальше, говорит опер, суд решит.
Хорошо, – говорю, – начну рассказ с того, что известно мне из прессы – в середине 90-х годов у М. работал некто Френкель, обвиняемый в организации убийства Андрея Козлова. Но М. его уволил, так как Френкель баловался обналичкой.
Тут опер переходит на другую тему – знаю ли я, сколько стоит обналичка сейчас. Я подробно рассказываю ему, что дешевле и проще платить 13 % подоходного налога и получать доход официально. И так далее. За обсуждением разных вариантов налоговых оптимизаций