больше свободы.
Побежал по двору, пытаясь выровнять траекторию движения и пустить побольше воздуха под крылья тканевой птицы.
А я просто любовалась им. Райаном. Наблюдала, как его голые пятки касаются зеленой травы, как тонут в ней. Как напрягаются мышцы на загорелых руках вчерашнего мальчишки, превратившегося каким-то чудесным образом за последний год в молодого мужчину: широкоплечего, высокого, с забавным баском в голосе и горделивой осанкой.
Он так звонко смеялся, пытаясь обуздать воздушного змея, что я в очередной раз удивилась, откуда в нем столько жизни. Он ведь и есть сама жизнь. Легкий, быстрый, веселый, сильный. Полная мне противоположность.
Мне. С впалыми щеками, прозрачной кожей, изможденным лицом. Я давно казалась себе настоящей трухлей. Стоящей одной ногой в могиле. Не надеявшейся на чудо. Забывшей, а точнее, никогда не знавшей, что такое бодрость с утра, задор в стремлении переделать кучу дел, и уж тем более элементарная сила в руках.
Сколько себя помню, если не лежала в больнице, я жила на первом этаже нашего маленького дома, в гостевой комнатушке, переделанной под детскую спальню. Я была не в состоянии подниматься на второй этаж. Если были силы, рисовала. Много. Не для себя. Мне хотелось оставить как можно больше рисунков на память матери, чтобы у нее было еще что-то, помимо старых фотографий, с которых я взирала на нее бледным подобием человека.
Честно? Для меня и помыться-то в последнее время стало чересчур тяжелой задачей – я быстро уставала, начинала задыхаться. Чувствовала, что отмеренное мне время истекает. И как бы ни утешали, знала: скоро последняя песчинка часов моей жизни упадет, и мой отчаянный борец, мое сломанное, но не сломленное сердце в одно прекрасное мгновение просто остановится. И тогда наступит конец.
Сегодня? Завтра утром? Или сразу после обеда? А может, удастся протянуть еще пару месяцев? Никто не может сказать точно. Остается только надеяться.
Вот только я не питаю особых иллюзий. Не строю планов.
Я пытаюсь решить, стоит ли совершить нечто такое, что должна совершить каждая девушка в восемнадцать лет? И чего не может себе позволить умирающая восемнадцатилетняя. Нечто такое, что может оборвать мою жизнь раньше срока, но определенно сделает ее наполненной смыслом и… почти нормальной?
– Райан? – позвала тихо.
Парень остановился, посмотрел на меня с тревогой и ослабил натяжение нити, опустив руку.
– Да?
– Могу я тебя кое о чем попросить?
-2-
– Чего запыхалась? Только что с пробежки? – с этими словами Райан вошел в мою комнату через два дня.
Мама, впустившая парня в мое убежище, недовольно прочистила горло. Он же продолжал широко улыбаться: привык, что, кроме меня, его шуточек в этом доме никто никогда и не понимал.
– Привет, – я судорожно сунула смартфон под подушку.
Мне почему-то не хотелось, чтобы Райан знал, что мне нравится по несколько раз за день пересматривать забавные короткие видео, которые он шлет мне с занятий. Только с этими роликами я могла чувствовать себя более-менее живой,