кошмар действительно был лишь плохим сном? Точнее, ему очень хотелось поверить в это. И на долю секунды почти удалось. Вот только…
– Хочешь, мы немного побудем с тобой? – предложила Валерия.
– Действительно, хорошая мысль, – поддержал ее Михаил. Выглядел он уже не таким помятым, как несколько минут назад. Назару, правда, этот отрезок времени показался несколькими часами; просто не верилось, что между моментом, когда монстр вот-вот готов был выбраться из-под кровати, и этими словами не вместился бы даже блок телевизионной рекламы. – Может, так и сделаем? А? – Левшиц-старший с каким-то сложным, не типичным для него выражением лица разглядывал детскую.
Назару очень хотелось сказать «да», и поэтому он поступил так, как поступает большинство мальчишек его возраста, – ответил «нет».
Твердо, но самую малость запальчиво.
– А вообще, – одобрительно подмигнул ему Михаил, когда они с Валерией выходили из комнаты, – молодец, я тобой горжусь.
Но настольная лампа осталась гореть.
Так, на всякий случай.
Спустя десять минут Михаил Левшиц осторожно коснулся плеча уже задремавшей жены:
– Лера, я вдруг подумал…
– Что? – сонно отозвалась та с явным недовольством в голосе.
Левшиц даже приподнялся на локте.
– А если… в той комнате действительно что-то есть?
– Где? В детской?
– Угу.
– Ну разумеется. Наш… Что ты имеешь в виду? О господи! Спи.
Левшиц медленно опустился на подушку и, повернувшись спиной к жене, начал внимательно вслушиваться в ночную тишину. Из детской больше не доносилось ни звука.
Пробормотав себе что-то под нос, он уснул.
Взрослым не свойственна иррациональная вера в сверхъестественное, с годами они склонны забывать собственные страхи из путешествий по Ночному Государству. Лишь изредка, в особые минуты – в жестокуто бессонницу или в темном коридоре по пути в уборную, – накатит что-то, зашевелится в глубине памяти, как давно забытый мешок в углу подвала, когда вдруг возникает необоримое желание оглянуться…
В своей реальной жизни взрослые боятся совершенно иных вещей: провалов в карьере, инфляции, неизлечимой болезни, рухнувших планов, роста цен, чужого успеха…
И даже не подозревают (а попросту – не помнят), что после их ухода из детской спальни, где остается в одиночестве ребенок, все внезапно изменяется. Стены комнаты превращаются в незримую границу, которая заключает внутри себя неизвестную, запредельную страну, где в любое мгновение может случиться все, что угодно. И даже отголоски внешнего мира не в силах разрушить причудливое существование этого обманчиво хрупкого государства.
По углам, сгущаясь, собираются зыбкие тени. Мебель вдруг меняет привычные очертания. Беззвучно на спинке стула шевелится снятая одежда, превращаясь в молчаливого наблюдателя. То тут, то там оживают подозрительные шорохи, кто-то осторожно движется за шторой или тихо дышит под кроватью в бесконечном ожидании свесившейся руки…
Государство,