и даже констатировалась для всей Европы соотечественником Гитлера, его теоретическим наставником Шпенглером в нашумевшей книге «Закат Европы». Правда, Шпенглер скоро понял, что его пророчества сбываются наиболее выпукло в его отечестве и именно в форме национал-социализма и потому от Гитлера политически отстранился. Несмотря на это, Гитлер вовсю использовал критику Шпенглера европейской, буржуазно-капиталистической, техницистской цивилизации в своих пропагандистских пассажах, хотя сам был порождением этой разложившейся культуры. Шпенглер в отношении «заката» Европы был, конечно, прав: ведь появление фашизма в недавно побежденной, ограбленной и униженной алчными колониальными державами стране было результатом европейской политической «культуры». То, что унижение и ограбление достаточно воинственного и политически активного народа в центре Европы добром не кончится, было ясно еще в двадцатых годах даже таким и не очень-то дальновидным, но известным политикам, как Керенский, называвший Версальский договор хищническим и несправедливым. Потом же, когда, воспользовавшись ущемленным самолюбием немцев, Гитлер захватил власть и открыто потребовал вернуть Германии утраченное, хищники сами поджали хвост и залебезили перед ним, всячески подталкивая экспансию нацизма на Восток. Правда, первой жертвой фашизма стала республиканская Испания. Все честные люди встали на ее защиту, но тут вдруг деятели «демократических» стран, еще недавно занимавшиеся дележом чужих стран и целых континентов, встанут в позу защитников международного права и принципа невмешательства, т. е. как тот Пилат умоют руки.
Но напрасно: кровь детей Гернеке, а позже и Ковентри на их руках и никакой демагогией им в веках ее не смыть. Английской разведке, сумевшей расшифровать код немцев с помощью особой машины (это была заслуга будущего создателя информатики К. Шеннона), был известен день массированной бомбардировки Ковентри. Но, дабы не вызвать подозрения немецких служб относительно того, что их шифр раскрыт, британские власти ничего не предприняли ни в отношении усиления противовоздушной обороны города, ни предупреждения его жителей и их эвакуации. Ради того, чтобы немцы не изменили код, хотя вероятность этого была лишь предположительной, они обрекли на смерть собственных сограждан, тысячи женщин, детей и стариков. И после этого эти ханжи и лицемеры кого-то поучают и морализируют! И, господа, вы напрасно будете становиться в позу оскорбленной невинности, если вам скажут, что капли крови детей Ленинграда есть и на ваших руках. Может быть, вы-то и запамятовали: много крови пролито, всю не упомнишь, а мы помним, потому что это – наша кровь.
Ленинград душил голодом не один маршал Лееб, но и другой, с Карельского перешейка, ваш выкормыш с семнадцатого года, бывший царский полковник, в сороковых уже «маршал» – Маннергейм. Он воевал теперь на стороне Германии, под Ленинградом, блокировал с севера Ладожское озеро, нападая на суда нашей Ладожской флотилии, помогая люфтваффе топить ленинградских детей