редо мной.
– Не подходи, – прошептала я одними губами, потому что не могла громче.
В горле будто было битое стекло. Дышать стало сложнее. Я лихорадочно сглотнула воздух, глядя на моего собеседника.
Весь облачённый в чёрное, только бледная кожа и волосы оттенка талого снега, как-то оттеняют его образ, делая его менее зловещим, хотя, кажется, даже вовсе наоборот.
Порыв сильного ветра. Я стиснула зубы, вздрогнув от холода. Его тёмный плащ, который кое-где был будто порван и похож на лохмотья, приподнялся от порыва ветра, а затем шурша опустился, касаясь земли.
– Подожди, – он сделал шаг ко мне.
Подошва его сапог шаркнула по мелким камням, которых здесь было много.
Я сделала шаг назад, понимая, что он последний из возможных, следующий будет в пропасть.
– Не подходи, – повторила я, но уже громче, ощущая, что режущая боль в горле утихла.
– Послушай, – его голос был подобен тёплому бархату.
Мягкий, успокаивающий. Будто осязаемый. Я на секунду даже подумала, что могу закутаться в эту сладкую тьму, которая так и льётся с его уст, такая уютная. Там, наверняка, спокойно. В объятиях его тьмы. В его объятиях.
Нет.
– Нет, – вслух проговорила я, дрожа то ли от холода, то ли от страха.
Но я не боялась. Не его. Его боятся все, но не я. Я не видела в этих глубоких глазах, цвета ночного неба, лишённого синевы, ничего такого, что заставляет всех дрожать. Но всё-таки я сейчас держала дистанцию. Три шага до него и один до края пропасти.
Он делает ещё шаг и смотрит прямо в мои глаза. Меня пробирает дрожь ещё сильнее той, что была прежде. Я не боюсь. Нет, это не страх. Скорее желание. Такое скрытое порочное желание. Я и порок? Слишком далёкие вещи. Я не должна. Что-то внутри вожделеет его, всего его. Я готова раствориться в его объятиях, отдаться его чувственным губам. Но нет. Нет. Нет. В голове срабатывает прежний механизм. Я вспоминаю, что нельзя. Не могу точно сказать почему, но моя сущность твердит, что нельзя, хотя нутро хочет обратного.
– Кто ты? – я слегка нахмурилась, не угрожая ему больше тем, что прыгну, но и не делая шага к нему.
– Ты знаешь, – он произносит это тепло, мягко, будто осторожно, – Пожалуйста, ангел мой, будь осторожна. Сделай шаг вперёд, хорошо?
– Скажи, кто ты?
– Упрямая какая, – его губы затрагивает улыбка.
Такая тёплая, полная трепета, заботы. Кажется, так улыбаются, когда ценят и дорожат. Хотя откуда мне это знать? Но я знала, помнила это подсознательно, как кто-то помнит, что нужно дышать, некая механическая память или… Как это называется? Не знаю.
– Я ведь всё расскажу, – он раскрывает объятия, – Иди сюда, – снова эта тёплая беззлобная улыбка.
– А я? Я кто? Почему я не помню? Почему? Я должна знать и помнить… Должна!
Это самая длинная и чёткая фраза, сказанная за столько времени. Но я понимаю, что голос слегка дрожит. Мне страшно. Страшно оттого, что я не знаю, кто я. Нет, знаю… Знаю только то, что мне нельзя к нему подходить. Как бы я ни хотела, нельзя. Внутри что-то больно кольнуло, я опустила взгляд, обнимая себя за плечи сильнее, будто от этого станет легче. Едва ли.
– Ты всё вспомнишь, – спокойно сказал он, – Со временем. А теперь, не теряй рассудок, идём.
– Я не пойду, – шепнула я, снова с трудом произнося слова, – Я не знаю, что со мной, но я должна…
Что именно я должна, я снова забыла. Там, где только что была мысль, связанная с этим, царила пустота. Я изо всех сил пыталась сделать так, чтобы моё искалеченное сознание вновь обрело мысли или хотя бы рассудок, но это было тщетно.
Не знаю, сколько мы так стояли, напротив друг друга, он, такой привлекательный, но будто излучающий опасность, и я, такая жалкая, одетая лишь в какую-то широкую чёрную рубашку и нижнее бельё. Было забавно, что как такового холода я не ощущала, ни холода, ни боли от впивающихся в босые ноги камней. Я будто была мертва, но жива одновременно. Мне снова стало страшно от непонимания.
– Мой ангел…
– Почему ты меня так называешь? – чётко, разделяя каждое слово, произнесла я.
– Может, потому, что люблю? Люблю больше, чем кого-либо в этом мире.
Я первый раз за это время (а может, и вообще за всё время, что знала его, не могу вспомнить) услышала такой тон. Он был слегка вызывающим, но полным тепла… Что-то неясное во мне колыхнулось. Я ощутила, как ударило сердце. Прямо по рёбрам. Это было нечто новое. Такое тёплое, живое. У меня даже возникло ощущение, что до этого я не чувствовала такого тепла, сердце билось сильно, но от него исходил лишь холод, а может, вовсе ничего, но теперь…
– Любишь? – очень тихо произнесла я, будто пробуя на вкус это слово, не зная его значение.
А знаю ли?