ведомству. Считайте это приказом. – Гнусман повернулся и направился к выходу.
Мартин расслабился. Не так уж и плохо все обернулось. Сейчас он рухнет на свое ложе и будет спать. А потом проснется, выпьет пусть теплой воды (как раз будет завтрак) и еще немного подремлет. И еще двое с половиной суток никаких ни тренировочных, ни патрульных вылетов.
– И я надеюсь, этот приказ вы сможете выполнить, господин флай-капитан? – Райсман сделал особое ударение на слове «этот».
За это его и прозвали Гнусманом. В тот самый момент, когда человек ничего не подозревал и был полностью расслаблен, овер-майор умудрялся сказать что-либо такое, что надолго выбивало из равновесия даже самых устойчивых людей. И тогда Гнусман либо вцеплялся в них мертвой хваткой и выцарапывал какие-нибудь очередные сведения сомнительного порядка, либо просто смаковал панику и беспорядочные попытки собеседника собраться с мыслями.
Мартин вздрогнул, что явно не укрылось от глаз овер-майора.
– Старший пилот, сэр! – внезапно охрипшим голосом поправил он, кляня себя за то, что опять пропустил неожиданный выпад Гнусмана. Судя по всему, разговор только начинался, а все, что было до этого, носило исключительно подготовительный характер.
– Как вам будет угодно, господин бывший флай-капитан. – Даже не смотря на Гнусмана, Мартин знал, что тот сейчас тщательно вглядывается в него, изучая и анализируя реакцию на свои слова. – Меня всегда интересовало, какой приказ может не выполнить подающий блестящие надежды офицер, чтобы в одночасье оказаться разжалованным в старшие пилоты и быть сосланным на заштатную планету-пустынник?
– Сэр, в моем личном деле указано, сэр!
– В вашем личном деле указано «невыполнение прямого приказа, пособничество мятежу». Это все… – Гнусман встал так, чтобы стоящий смирно Мартин мог его видеть, и сделал небрежный знак рукой в воздухе, – …не более чем официальные формулировки, слова, за которыми можно скрыть все что угодно. Вот мне и хотелось бы знать, что скрывается в вашем прошлом, господин бывший флай-капитан.
И опять это немного издевательское «бывший». И серые глаза, кажется, сверлят прямо до мозга, копаясь и сортируя полученную информацию. Мартин сосредоточился на переносице Гнусмана и сказал, тщательно подбирая слова:
– Сэр, моему проступку присвоен закрытый статус класса «А», сэр! Я не могу обсуждать его ни с кем, кроме тех, кто непосредственно вел расследование инцидента, – и, немного выждав, так, чтобы пауза была заметна и намек дошел, – сэр!
Гнусман оставил попытки поймать взгляд Мартина.
– Я ведь могу узнать это и по своим каналам, старший пилот, – вкрадчиво разжаловал он Мартина из «бывших», – но хотелось, знаете, как-то по-свойски, что ли, без привлечения излишнего внимания. А вы сразу в штыки все восприняли. Жаль!
«Ни хрена ты не можешь, тьма тебя накрой! Мог бы – давно бы все раскопал». Мартин уже успел по двадцатому разу проклясть это утро, Гнусмана и всю имперскую армию в целом.