На самом деле мы просто снимаем цепочку, потому что на дверях гостиничных вестибюлей обычно не бывает замков. Три утра – открыто. Канун Рождества, три утра – открыто. Массовое отключение электричества – открыто. Мировая война (неважно какая) – открыто (только цены повыше).
Мэр любезно почтил своим присутствием церемонию открытия, прошел вдоль строя элегантно одетых сотрудников и пожал всем руки (или проделал замысловатые па – в зависимости от этнической принадлежности сотрудника). А затем стали входить посетители; и вот мы стоим – сияющие, гордые, готовые услужить. Местные хлынули в «зал бистро». Они прогуливались по фойе, будто по музею классического искусства, оставляя свежие отпечатки ладоней на стеклянных дверях, и потихоньку пачкали, затаптывали и портили безукоризненно чистую обстановку. Они опускали свои задницы в кресла, мяли кожу, царапали и гнули столовые приборы.
Долгое время нам у стойки парковщиков было совсем нечем заняться. Мы стояли первые несколько часов, расставив ступни на ширину плеч, сложив руки за спиной, как нас учили. Затем начали переминаться с ноги на ногу. Потом – украдкой переговариваться уголками ртов. После – вертеть головами и открыто болтать своими обычными голосами. Дальше мы начали отлучаться в подсобку и проверять, не звонил ли нам кто на сотовые телефоны. Хотя нет, Перри не отлучался: он не сходил со своего места и только качал головой, глядя на остальных.
– Мы ни черта не зарабатываем, – сказал Кит, размахивая сжатыми в кулаки руками взад-вперед и обращаясь к Перри, которого все почему-то уже воспринимали как лидера. Не только из-за возраста – хотя Перри и правда был на добрых пять лет старше каждого из нас; но было что-то в его спокойствии, в том, как мало суетилось его худое тело, какими белыми были его глаза и каким черным – лицо, и весь он был так чертовски спокоен и хладнокровен.
– Это первый день такой дерьмовый, Кит. Расслабься.
– Черт, мне нужны деньги. Мы получили полную зарплату за предыдущие две недели, но теперь мы на почасовой оплате с учетом чаевых, слышишь? В смысле, мы не видели еще ни единой машины, и…
– Подтянитесь. Чак идет.
И мы подтянулись. Но не только из-за Перри. У господина Дэниелса была невероятная президентская харизма. Я хотел работать у него. Мы все хотели. Он вышел из дверей вестибюля в порт-кошер (причудливое слово, означающее крытый подъезд, черт бы его побрал) и пошел вдоль нашего строя, называя каждого из нас по имени, словно старых приятелей. Но вдруг он остановился, будто что-то забыл, вернулся и встал перед нами на вымощенной плиткой площадке у входа, и струя мраморного фонтана мягко шелестела за его спиной в нише порт-кошера.
– Вроде кажется, мы слишком много народу набрали, да? Господа, мне неприятно это говорить, но, когда открывается гостиница, особенно такая роскошная, как наша, знаменитая своим сервисом, на первые несколько недель мы должны набирать чуть больше людей, чем нужно. Видите ли, люди приезжают сюда и хотят