доллары. Лодовский посмотрел прямо в объектив и, взвешивая каждое слово, произнес ошарашенному Езенцеву:
– Демина Таисия больше не является твоей должницей, на ее имущество ты теперь не имеешь никаких прав! Уяснил?
Бывший кредитор растерянно моргал, затем схватил купюры и робко глянул в объектив.
Захватывающий ролик закончился, и по экрану опять побежали торопливые зигзаги.
«Так тебе и надо, рожа бульдожья!» – с удовольствием подумала Тайка.
Закончив Институт культуры и поработав какое-то время за символическую зарплату, Тайка, как и большинство трудящихся, ринулась в волну перестройки. Вынырнула из нее бывший культработник уже рыночным продавцом, и специфика производства немедленно отразилась на ее когда-то робком характере, а уж про язык и говорить нечего. Тихонько положив кассету на то место, где ее оставил Касаров, Тайка нырнула под одеяло. Примерно через час в дверь постучали, и после разрешения вошел Марк.
– Если ты еще не просмотрела кассету, поспеши, пожалуйста. Ее надо убрать.
– Можете ее убрать, куда пожелаете, я не настолько мелочна, чтобы перепроверять вас на каждом шагу, – ответила Тайка, как ей показалось, с достоинством.
– Так, значит, уже посмотрела, – спокойно подвел итог Касаров. – Можно забирать?
– Да, можно. И выключите свет, Марк Андреевич, все равно столбом торчите.
У Марка заиграли желваки.
– Что-то, я смотрю, наши снайперы не торопятся, – прошипел он и вышел, хлопнув дверью.
Утро следующего дня началось с веселого пения полной поварихи – Любаши, как она сама успела представиться. Едва Тайка открыла глаза, как перед ее лицом очутился дымящийся чайник.
– Попробуй кофею, сегодня я по книге заваривала. Там пишут, что надо положить и сахар и соль, получается… как там… напиток дурманов.
– Гурманов, Любаша, – поправила Тайка и с опаской сделала глоток. Неизвестно, сколько было положено сахара, но соль кухарка, вероятно, отмеряла столовыми ложками.
– Чего скривилась, не понравилось? – испугалась Любаша.
– Спасибо, Любаша, иди, мне вставать надо.
– Да уж, а то Юрий наш уж который раз про тебя спрашивал.
Тайка вскочила и побежала в ванную. Наполоскавшись вволю, Тайка нацепила один из халатов, которые висели на блестящей вешалке, и брезгливо дернула носом. Халат был красив, но это была чужая вещь, и надевать ее не слишком хотелось, однако выхода не было – ее темные брючки унесли куда-то еще в первый же день. «Надо хоть в магазин выпроситься, что ж мне, обноски донашивать».
– Я смотрю, у тебя нервы железные, – приветствовал ее Лодовский, едва она появилась в своей комнате. – Так могут спать только абсолютно беззаботные дамы, тебя, между прочим, люди ждут.
Он вышел из комнаты и тотчас вернулся с приятной женщиной лет тридцати. Проведя ее к туалетному столику и излучая все свое обаяние, Лодовский пояснил с печальным вздохом:
– Лилия Павловна, вы видите, что жена моя красотой похвастаться не может,