Амир-Хосейн Фарди

Исмаил


Скачать книгу

увидел, как отец метлой на длинной рукояти метет улицу и бросает мусор в свою тележку. Тележка была большая, словно машина. Исмаилу очень хотелось толкать ее, но она была слишком тяжелой для этого. Сил у него не хватало. Может быть, если бы она была пустая, он бы и справился. Отец не очень обрадовался, увидав их. Ясно было: он не хотел, чтобы сын знал, что он дворник. Но все внимание Исмаила было обращено на большую тележку. Он очень хотел бы пустить ее вниз по склону улицы. И чтобы, когда она разогналась, запрыгнуть в нее, и тележка все больше разгонялась, и ветер бил в лицо – и ему было бы хорошо. Но отец ни разу не привез тележку домой. И его не брал к себе на работу, чтобы покататься в ней.

      Тело отца принесли в дом уже в гробу. Сверху была накинута толстая кашмирская шаль. Когда поставили гроб на пол, мать сняла шаль, и там лежал отец – такой же, как тогда, когда у него бывали приступы головных болей и он лежал, закрыв глаза, с лицом бледным и страдающим. Так же он покоился и теперь. Когда мать увидела его, вцепилась в его лицо и потеряла сознание. Махбуб перепугался.

      Он все толкал мать и повторял: «Ты не умирай! Ты не умирай!»

      Мужчины подняли гроб и повезли его на местное кладбище. Исмаил тоже поехал – в кузове грузовичка дяди по матери. Мать и Махбуб сидели в кабине рядом с дядей. Когда грузовичок поехал, в лицо Исмаила начал бить ветер. Исмаилу стало хорошо – как тогда, когда он мечтал сесть в отцовскую тележку и разогнаться под уклон улицы, чтобы ветер бил в лицо.

      Когда могильщик своей лопатой заканчивал готовить могилу, Исмаил ушел прочь и, отойдя подальше, сел под тутовым деревом. Здесь текла вода в узеньком арыке. Подлетел и проворно искупался воробьишка. Исмаил не мог плакать. Его сердце словно окаменело. Когда пришел дядя и, взяв его за руку, подвел к могиле, Исмаил смотрел перед собой сухими глазами. Дядя сказал ему на ухо: «Плачь, сын должен плакать по отцу». Но, как Исмаил ни старался, слез не было. Он стоял и смотрел, словно чужой. Отца опустили в могилу и стали сыпать на него землю лопатами – быстро-быстро, словно торопились или боялись, что отец поднимется и вновь пойдет на работу.

      На обратном пути он снова стоял в кузове грузовичка, и ветер бил в его лицо. Было хорошо, но, сам не зная, почему, он оглядывался и все смотрел на кладбище, и сердце ныло – словно он что-то оставил там, и это не давало чувствовать себя по-настоящему хорошо.

      Поминок ни на третий день, ни на седьмой не делали. Родственники и соседи заходили в дом, сочувствовали и уходили. Мать переживала. Она хотела, как все, устроить по мужу поминальную читку в мечети, но дядя считал иначе. Он шептал ей на ухо: «Я сколько раз говорил, а они – в мечети не имеешь права читать. Сам под машину попал, неровен час, поймут, понятно тебе или еще раз повторить?» Мать на несколько часов притихала, потом опять бралась за свое: «Несчастный случай, он не неверный, чтобы в мечеть не пускать. Клянусь Аллахом, мусульманин он был, в Рамазан намаз читал, посты держал!»

      Постепенно их дом опустел. Иногда зайдет кто-то, прочтет поминальную