стремление к другим радостям жизни, к жизни, наполненной целью и значением, неистребимо.
Теперь наглая молодая женщина, на которой он до сих пор лежит, кажется ему безобразной и даже омерзительной. Одно воспоминание о близости с ней теперь заставляет его содрогнуться. Она не сможет дать ему то, в чем он нуждается. Находясь на задворках жизни, продавая свое тело, она сама является парией, и поэтому для него она раздражающий символ его собственного отчуждения.
Сильный удар кулаком в лицо застал ее врасплох. Удар буквально оглушил ее, и она обмякла, почти потеряв сознание. Схватив ее за горло и приложив всю имеющуюся у него силу, он душит ее.
Их борьба безмолвна. Последовавшее за ударом сильное сжатие горла и сокращение потока крови в мозг через сонную артерию делает сопротивление невозможным.
Он волнуется, чтобы не наделать шума и не привлечь внимания постояльцев мотеля. Но минимум шума необходим ему еще и потому, что тихое убийство более персонально и интимно, оно приносит ему большее удовлетворение.
Она умирает так беззвучно, что это напоминает ему фильмы о природе, в которых пауки и богомолы убивают своих самцов после первого и единственного акта совокупления, и все это делается в полном молчании, без единого звука как со стороны нападающего, так и со стороны жертвы. Смерть Хитер ознаменована хладнокровным расчетливым и торжественным ритуалом, сходным с традиционным варварством этих насекомых.
Несколькими минутами позже он принял душ, оделся, вышел из мотеля, пересек улицу и у «Блу лайф лаундж» сел в свою машину. Ему нужно работать. Его послали в Канзас-Сити не для того, чтобы убить проститутку по имени Хитер. Она нужна была ему для того, чтобы расслабиться. Теперь его ждут другие жертвы, и он может уделить им достаточно внимания.
9
В кабинете Марти, освещенном настольной лампой, у письменного стола стояла Пейдж и слушала диктофон с записанными на него двумя непонятными словами, которые ее муж произносил голосом, модулирующим от грустного шепота до гневного ворчания.
Через две минуты она больше не могла вынести этого. Голос мужа был одновременно знакомым и чужим, что было еще хуже, чем если бы она вообще его не узнала.
Она выключила диктофон.
Вспомнив, что в правой руке у нее бокал с красным вином, она сделала слишком большой глоток. Это было хорошее калифорнийское каберне, заслуживающее того, чтобы его потягивали потихоньку, смакуя, но Пейдж вдруг стал больше интересовать эффект от вина, а не его вкус.
Стоя по другую сторону стола, Марти сказал:
– Это будет продолжаться еще пять минут. Всего семь минут. После того, как это произошло, я просмотрел свою медицинскую карту. – И Марти показал в сторону книжных полок.
Пейдж не желала слушать, что он собирался ей сказать. Не хотела думать о существовании какой-либо серьезной болезни.
Она была уверена, что не сможет вынести потери любимого человека. Ее отношение ко всему этому было особым, так как она была детским психологом,