На нее упал луч из мира высокой культуры, к которому – как постепенно доказала их так и не сложившаяся жизнь – он так хотел принадлежать. После мучительного разрыва с бывшим любовником она вдруг ощутила потребность писать, хотя раньше особой тяги к слову не испытывала. Как-то в порыве самонадеянности она отправила свои опусы в издательство. Поэтический сборник привлек большое внимание – у нее до сих пор сохранилась целая кипа пожелтевших от времени хвалебных рецензий. Говорили о блестящем дебюте. Называли многообещающим автором. Но за тринадцать лет и о ней, и о ее способностях все забыли.
Вначале она по наивной глупости считала, что новая фамилия поможет ей утвердиться на литературном поприще, но ей очень быстро пришлось убедиться, что это не так. Ее творчество затянула в себя черная дыра, которая окружала респектабельное имя Акселя Рагнерфельдта, – любой яркий объект поблизости моментально оттеснялся за кулисы.
Закрыв кран, Луиза потянулась за полотенцем. Вытерлась и тщательно смазалась увлажняющим кремом.
Издалека места опасных поворотов почти неразличимы. И невозможно отследить ту цепочку шагов, что привела ее к сегодняшней ситуации. Луизе казалось, что внимание Яна-Эрика слабело по мере того, как ее имя исчезало из газетных колонок. Может, он искал трофей для украшения гостиной семейства Рагнерфельдт? А потом, когда позолота на нем слегка потускнела, этот трофей спрятали в дубовый шкаф? Из центра вселенной Яна-Эрика Рагнефельдта ее переместили в привратницкую его империи.
Она посмотрела на свою грудь в зеркале. Упругая, идеального размера, как раз такая, как ему нравится. Швы больше не заметны. Она недорого заплатила, поскольку оперировал муж подруги, Ян-Эрик ничего об этом не знает. А зачем рассказывать? Ее грудь интересует его не больше, чем морская свинка соседского мальчика. Хотя нет, свинка, наверное, интереснее.
Вначале все было иначе. Ничто не могло помешать им заняться любовью на ковре в гостиной или на кухонном столе – где бы их ни настигло желание. Он был потрясающим любовником. Она поражалась его способности думать не о себе, а только о ней, он считал, что должен любой ценой доставить ей удовольствие. Когда она пыталась отвечать взаимностью, он снова перехватывал инициативу. Ей даже порой казалось, что ее ощущения для него важнее, чем его собственные. Он походил на циркового артиста, ловко демонстрирующего свое мастерство на арене, и у нее складывалось впечатление, что он воспринимает ее оргазмы как подтверждение того, что она его действительно любит.
Она забывала обо всем и почти стыдилась своей страсти. Но при этом все чаще замечала, что они теперь мало разговаривают и, несмотря на постоянный секс, отдаляются друг от друга. В конце концов ей показалось, что их общение свелось к контактам между эрогенными зонами. Она пыталась поговорить с ним об этом, но он делал вид, что не слышит. Если на другие темы говорить с ним было нелегко, то про физическую любовь – и вовсе безнадежно. Как будто для того, чем они без смущения занимались, вообще не существовало