Елена Арсеньева

Год длиною в жизнь


Скачать книгу

тот папа:

      – Не ходи в Колизей ты гулять,

      Я ведь твой незаконный папаша,

      Пожалей свою римскую мать!

      Кардинал не послушался папу

      И пошел в Колизей по грибы,

      Там он встретил монашку младую,

      И забилося сердце в груди.

      Кардинал был хорош сам собою,

      И монашку сгубил кардинал…

      Но недолго он с ей наслаждался,

      В ей под утро сестру он узнал.

      Тут порвал кардинал свою рясу,

      Он кадило об стенку разбил.

      Рано утром ушел с Ватикану

      И фашистов на фронте он бил.

      Тут приходил черед последних, самых замечательных куплетов, и слабенький голосок дяди Мишки наливался изрядной, хоть и дребезжащей силой:

      Дорогие товарищи-братья!

      Я и сам был в жестоком бою,

      Но фашистская грозная пуля

      Оторвала способность мою.

      Дорогие товарищи-братья!

      Я и сам был в жесто-о-оком бою…

      Вас пятнадцать копеек не устроит,

      Для меня это – хлеб трудовой…

      «Пятнашки» летели в засаленную дяди-Мишкину кепку со всех сторон. Женщины всхлипывали, бывшие фронтовики ухмылялись, но тоже подавали хорошо, пацаны хихикали, услышав про «способность», девчонки смущенно отворачивались, а Георгий чувствовал себя несчастным от жалости к кардиналу, к его сестре, римскому папе – и, конечно, к дяде Мишке, который, не исключено, и в самом деле способствовал его личному появлению на свет. Мама-то рожала именно в первом роддоме!

      Георгий ужасно стыдился, что его глаза при виде дяди Мишки делались на мокром месте, но ничего не мог с собой поделать.

      – Нашел над чем рыдать! – ворчала баба Саша.

      – Можно подумать, ты никогда над песнями не плакала, – обиженно отвечал внук.

      – Есть только одна песня на свете, которая заставит меня заплакать, – призналась однажды его суровая бабуля.

      – Какая же? – удивился Георгий.

      И еще больше удивился, когда баба Саша вдруг тихо-тихо запела:

      Ах, зачем эта ночь

      Так была хороша!

      Не болела бы грудь,

      Не страдала б душа…

      И замолчала.

      – А дальше? – спросил он.

      – Не помню, забыла, – сказала баба Саша, и Георгий отчетливо почувствовал, что она врет. Помнит, но не хочет дальше петь. И тут же, словно поняв, что внук догадался о ее лжи, перешла в наступление, которое, как известно, лучший способ обороны: – И в кого ты такой мягкий, совсем без скорлупы? Мамочка твоя куда крепче тебя будет!

      – Значит, я не в мамочку, а в папочку, – буркнул Георгий.

      – Ну, беда, коли так, – сухо ответила баба Саша. – Не довелось познакомиться, о чем искренне сожалею…

      Ах, не знала, не знала Александра Константиновна, что с папочкой его она была знакома, виделась с ним, пусть и единожды, но все ж таки виделась… Не знала, да и ну что ж, оно и к лучшему, ведь чего не знаешь, то не болит!

      – Беда, коли и он был такой же, – насмешливо продолжала