обычно. В основном за драку. Ну, мелкое хулиганство. Да и с травкой он явно знаком не понаслышке. Бедолага пошел по дурной дорожке. Я не знаю всю вашу подноготную, но кто-то должен повлиять на него, поговорить с ним и, может быть, отвести к психологу.
– Я скажу его отцу, – обещаю я.
– В следующий раз на парня будет заведено дело.
– Понимаю. Еще раз спасибо.
Напоследок офицер скептически смотрит на меня, и я вижу себя его глазами – растрепанного, неопрятного, небритого, полупьяного, опухшего. Его скептицизм можно понять.
– Примите мои соболезнования. Гибель вашей жены – это большое горе, – говорит он.
– Да, – отвечаю я, закрывая за ним дверь. – Это большое горе для всех нас.
Наверху Расс забрался под одеяло в темноте комнаты, где когда-то жил. Здесь все осталось таким же, как при нем: ни в этой, ни в других комнатах за год, что прошел со смерти Хейли, я ничего не трогал. Дом похож на стоп-кадр из прошлой жизни, сделанный за секунду до того, как все пошло прахом. Я стою в коридоре, в спину мне бьет свет, моя тень падает на складки и изгибы одеяла Расса, а я пытаюсь придумать, что сказать этому странному, сердитому парню, к которому вроде как должен испытывать родственные чувства.
– Я слышу, как ты дышишь, – говорит Расс, не отрывая лица от подушки.
– Извини, – отвечаю я и вхожу в комнату. – Так из-за чего ты подрался?
– Ни из-за чего. Эти уроды просто начали залупаться.
– Они из твоей школы?
– Нет, парни были взрослые.
– Думаю, под кайфом драться трудновато.
– Ага.
Он переворачивается на спину, поднимает голову и ухмыляется.
– Ты что, всерьез полагаешь, что обязан прочитать мне лекцию о вреде наркотиков, капитан Джек[2]?
Я вздыхаю.
– Вот и я так не думаю, – произносит Расс, перекатывается обратно на подушку и ложится лицом на руки. – Послушай, у меня была чертовски долгая и трудная ночь, поэтому, если ты не против…
– Я тоже ее потерял, Расс, – говорю я.
До меня доносится странный звук – непонятно, то ли Расс насмешливо фыркнул, то ли глухо всхлипнул.
– Закрой дверь с той стороны, – шепчет он.
Ты не знаешь, когда тебе суждено умереть, но, быть может, какая-то часть тебя на клеточном уровне осознает, что пошел обратный отсчет, и строит планы, потому что в последнюю свою ночь Хейли облачилась в кроваво-красное обтягивающее платье с глубоким декольте, чем несказанно меня удивила. Она как будто знала, что должно случиться, понимала, что это наша с ней последняя ночь, и была полна решимости не превратиться в блеклое воспоминание.
Я не мог оторвать от нее глаз, взгляд дольше обычного задерживался на знакомых изгибах и очертаниях ее тела, все еще стройного и сильного, несмотря на рождение ребенка и почти сорок прожитых лет. Я разглядывал мягкие ямочки над обнаженными ключицами, ее шелковистую белую кожу и хотел Хейли так, как редко хочешь женщину, с которой спишь вот уже три года. Я поймал себя на том, что обдумываю, как нам лучше улизнуть