что-то сказали? – словно не расслышав, спросил Захаров, буквально уничтожая Куликова своим вопросом.
– Извините, Иван Алексеевич, – испуганно опешив, пролепетал Куликов (авторитет командира сильно давил на него). – Я только хотел сказать, что этот маршрут очень опасен, да и стоит ли нам рисковать. Все равно учения проводятся для определения боеспособности противолодочных сил, а не нас… – и он посмотрел на штурмана, ища у него поддержки, но Еремеев даже и не помышлял об этом.
– Опасен не маршрут, а всего один поворот, – сухо уточнил Еремеев.
– Вы, Федор Михайлович, на лодке человек новый, раньше проходили службу на Черноморском флоте. Там, может, и не существует негласного кодекса чести командира, который обязывает его сводить к минимуму число обнаружений его лодки другими кораблями независимо от того, свой это корабль или чужой, – но у нас на Северном флоте этот кодекс существует. И именно в следовании его незримой букве неписаных правил я и усматриваю подлинное мастерство командира-подводника. А вы, если будете все время разделять, где нужно постараться, чтоб твою лодку не обнаружили, а где и необязательно это делать, – вы тогда никогда не станете настоящим командиром, а останетесь обыкновенной посредственностью до конца своих дней, товарищ Куликов. (В душе Захарова кипел вулкан ярости на молодого помощника; чтобы не дать ему выйти наружу, он свернул дальнейшие обсуждения плана преодоления противолодочного рубежа.) На этом все. Все свободны, – после короткой паузы объявил Захаров.
Ягненок шагал, высоко подняв мордочку, окружающий мир так завораживал его, что он не заметил на своем пути булыжника. Орел в вышине по-прежнему внимательно следил за своей жертвой и, кажется, уже предвидел исход маленького путешественника.
На штурманском столике лежала карта, на ней красным карандашом был очерчен подводный коридор и проложенный строго посередине его курс подводной лодки с пометками времени на поворотах. Захаров и Куликов стояли друг напротив друга.
Куликов оставался единственным противником выбранного Захаровым маршрута преодоления противолодочного рубежа. Он не раз пытался апеллировать к командиру, но его попытки были настолько робкие, что Захаров просто не обращал на них никакого внимания.
До первого поворота оставалось около мили пути, когда Куликов решился сделать последнюю попытку остановить Захарова.
– Товарищ капитан, я настаиваю на изменении курса, – набравшись смелости, сказал Куликов.
«Как он мне надоел, – подумал Захаров. – Прислали слюнтяя, ну, ничего: придем на базу – я избавлюсь от тебя (такой отчет про тебя напишу – вылетишь с моей лодки и духа твоего здесь не будет)».
– Зачем? – С улыбкой и удивлением спросил Захаров. – Все решено, и мосты уже сожжены.
– Неправда! Можно еще выйти из коридора незамеченными, – возразил Куликов и посмотрел на таймер, отсчитывающий время движения