дети просыпаются при нежных звуках веселых голосов или от поцелуя матери, любящие руки которой помогают им одеться, в то время как они думают о предстоящем завтраке.
Но Герти разбудили грубые мужские голоса. Герти знала, что это пришли завтракать сын и жильцы Нэнси Грант.
Знала она и то, что если она хочет раздобыть что-нибудь поесть, надо успеть ухватить остатки их завтрака. Девочка тихо толкнула дверь. Та оказалась не заперта, и Герти прокралась по ступенькам. Когда мужчины, шумно разговаривая и ругаясь, вышли, она, робко озираясь, проскользнула в комнату.
– А, вот и ты, злой уродец! – приветствовала ее Нэнси Грант. – Избавь меня, пожалуйста, от своей кислой рожи! Поешь, если голодна, только не лезь мне под ноги, если не хочешь быть битой покрепче вчерашнего!
Герти, наскоро поев, закуталась в старый, рваный, доставшийся ей от матери платок, который служил ей в качестве шубы, и выбежала из дома, хотя руки и ноги у нее тут же закоченели от холода.
За домом, где жила Нэнси Грант, был дровяной двор, выходивший на реку. На этом дворе всегда собиралось много детей, и Герти легко могла бы найти себе друзей. Но она не ладила с детьми. Бедные, оборванные, в большинстве без родительского надзора, они все, однако, знали, что Герти еще более заброшена и презираема, чем они. Они часто видели, как ее били; каждый день слышали, что она уродлива и зла; они знали, что у нее не было ни родителей, ни своего угла. И как ни малы они были, дети сознавали свое превосходство над ней; отвергнутая всеми, Герти была для них предметом ненависти и презрения. Конечно, будь Герти с ними заодно, этого, может быть, и не было бы. Но пока была жива мать, она не позволяла девочке играть с ними. И после смерти матери Герти осталась в стороне. По правде говоря, она была так вспыльчива, так резка, что дети не любили и боялись ее. Однажды они собрались и сговорились дразнить и задирать ее. Однако Нэнси Грант, подошедшая как раз в тот момент, когда одна из девочек бросала в воду сорванные с ног Герти башмаки, надавала виновной затрещин и обратила ее товарищей в бегство. С тех пор Герти больше не носила башмаков. Но все-таки Нэнси Грант, по крайней мере в тот раз, выручила ее, дети с тех пор перестали ее мучить.
День был солнечный, но холодный.
В углу дровяного двора была огромная куча досок различной длины. Они были неровно сложены наподобие лестницы, что позволяло легко взобраться наверх. У вершины находилось углубление, образованное несколькими длинными досками и похожее на маленький сарай с видом на воду.
Это был приют Герти, место, откуда ее никогда не прогоняли.
Длинными летними днями бедная малютка подолгу сидела там одна со своими горестями, с мыслями о своем уродстве, которым ее ежедневно попрекали, и о несправедливости, жертвой которой она была. Иногда она плакала там целыми часами. Изредка (то есть когда ей удавалось никого не рассердить и избежать розги и заключения в темной комнате) она была веселее, и ей доставляло удовольствие следить за матросами, которые то работали на палубе большой шхуны, то