прижалась затылком к стене и закрыла веки. Её фигура была напряжена. Губы шептали еле слышные ведомые только ей слова…
Кристиан наблюдал, как Авилон сначала замедлил ход, потом он замешкался, зыбился… И скоро он неровной, не своей поступью ушёл прочь. Через минуту он уехал.
Габриэль открыла глаза и свободно прошлась в центр комнаты, чтоб, приподняв подбородок выдать Кристиану:
– Вот. Очередное напоминание тебе, что мы работаем вдвоём.
Он лишь гонял по стенкам фужера вино, осторожно плеща его уже бестрепетной ледяной рукой.
Становилось темнее. Заря задыхалась. И начался ливень.
Буря
«Знала ли я, что продолжу вести дневник, когда события так сильно поменяются? Словно эту тетрадь время назад держала другая я, другая Ева. И она не понимала, что ей предстоит.
Есть ли во мне такая сила, чтоб любить ни воспоминание, ни ночной плод воображения, ни героя-освободителя, а простого человека – ранимого, обладающего слабостями, в чём-то болезненного, в чём-то порочного?
Вчера после неожиданного приезда Вуна в дом Рейна, Даниэль раскрылся мне. И я держала в своих ладонях его душу, полную колкого страдания и кровоточащей вины. И можно ли запачкать руки искренностью и естеством? Я жажду принимать его любого – того, кто он есть.
*
Сегодня он поднял меня с первыми лучами зари. Точнее, не поднял, а стал стягивать с кровати за ноги. Но это было не зря. Позже (часа через два) мы добрались до одного места – до разрушенного храма, который сейчас восстанавливается, и мы пробыли там до вечерних сумерек. Я занималась тем, что сажала цветы, а он был внутри. Солнце припекало страшно, и я решила зайти в пустынное тёмное пространство, где были колонны, старые фрески и высокие леса. Лёгкий сумрак, клубящаяся пыль в предвечернем свете через зарешёченные окна. И я слышала пение. Я не сразу разобрала, что этот голос, блуждающий и растворяющийся во мгле высокого купола – его. Я не видела его, а только стояла и слушала. Кирие элейсон. Кирие элейсон. Кирие элейсон. Прозрачно – небесно – не от мира сего.
Я вернулась к грядкам, к черной земле, к лилиям, к закату с такими тихими и словно ничем необоснованными слезами. И было так легко! И я поняла, что Он привел меня любить этого человека.
Сейчас я не могу заснуть.
Помню, как Даниэль вышел из дверей, а в волосах его были хлопья краски, которые он отскребал от сводов. Серые хлопья. И он смеялся. И был вечер, и будет утро…
*
Мне сегодня снился пепел. Город, который словно пережил страшную войну и – пепел над всеми осиротевшими постройками. И я стояла под этим пеплом и вдыхала его.
…Его особняк стал для меня огромным миром. Без Даниэля я не могу выходить куда-то в Мидиан и знаю это прекрасно. Я подружилась с Вильгельмом – это на редкость обходительный человек. Он тонко намекнул, что увидел в Даниэле изменения, когда я появилась в этом доме. Но я не хочу ничем обольщаться.
Даниэль