Метров на триста вернулся, к тому месту где раньше стоял овощной павильон, к тому месту, где много лет назад и произошел поединок с Бессарабом, к тому месту, от которого жизнь сделала крутой поворот и теперь несла его неизвестно в какую сторону, так случилось, и уже ничего не изменишь. А может, не тогда, так в другой раз произошло бы что-то подобное, и загремел бы он на нары при любых стечениях обстоятельств. Как ни банально звучало, но это называют судьбой.
А время течет, все меняет, и даже здесь, возле детского садика, как-то все выглядело уже не так, как раньше, хотя те же кусты, деревья, но не такие, и сетка забора, может, сильнее пожелтела от ржавчины, да дыр в ней стало значительно больше, а деревянные домики, скамеечки, песочницы от пожухлой облезлой краски выглядели неухоженно и старо: все меняет время, что-то вытесняет и чем-то другим заполняет, где-то лечит, а где-то убивает.
Дверь открыл своим ключом – домой ведь пришел. Целовались, обнимались, словно сто лет не виделись, хотя всего месяц, как дома не был, скорее оттого, что очень надеялись и верили в то, что все же завязал Борис с прошлым. Мать с Варей на кухню ушли стол готовить, они с отцом на балкон. Отец закурил.
– Батя, не бросишь никак?
– Да вот, сын, никак. Пить завязать куда проще оказалось, а курить не получается, понимаю, что надо, что вред большой, а тянет, и все, так тянет, не передать.
Борис смотрел во двор, в котором прошло его детство: словно все, как вчера. Вон там – садик, в который мальцом его водили, чуть дальше, за девятиэтажками – школа, в которой рос и взрослел от года к году, в которую с такой неохотой по утрам тащился и радостный галопом мчался после занятий домой. Потом чуть постарше стал – уроки прогуливал, задания не выполнял, потом драться стал и всех побеждал, даже старшеклассники его уважали и конфликтов с ним избегали.
– На работе как, батя?
– Нормально на работе. Тележки собираю, не спеша, до кучи. Работа не сложная, правда, и платят соответственно, зато для здоровья не вредная.
– Курить, конечно, бросай.
– В этом вопросе ты в мать пошел, – отец усмехнулся. – Курить не любитель, да и к спиртному особо никогда ты не тянулся. А вот силушкой в меня, правда, не тот я уже, что прежде.
– Молодец ты батя, молодец, выкарабкался, уважаю.
– Да, нелегко было, думал – конец. Пронесло, значит, нужен пока я тут.
– Нужен, конечно. Все мы друг другу нужны.
Потом сидели за столом, обедали, и без спиртного. Соскучился Борис по домашней еде, почти всухомятку каждый день, а тут на первое суп с галушками, на второе вареники с картошкой и луком в масле! Он только ел да вздыхал от удовольствия. Он ел, родные тоже, но больше ждали. Борис вздохнул опять, положил вилку, выпрямился и расправил плечи:
– Все, больше не могу. Ну накормили, ну спасибо. На месяц вперед.
Мать с Варей только благодарно улыбались, смотрели на него и ждали. Борис понимал, достал из кармана небольшой сверточек, положил на стол:
– Это деньги, спасибо, очень помогли, возвращаю, – и, видя, что