и направился к указанной машине.
– Здравствуйте! Это вы родители Серёжи Усикова? – договорить ему не дала молодая женщина. Резким голосом, не вяжущимся с красивой внешностью, женщина громко заорала.
– Смотри, Паша, ещё один урод нашёлся. Вам что, козёл вонючий, непонятно было сказано? Забирай всех своих уродов и вали из города. Пока вас живьём не закопали, – дальше она обложила его таким матом, который для Виктора было дико услышать из уст красивой женщины. У Виктора в груди полыхнуло снова яростным огнём. Он больше не слышал слов этой женщины. Он видел её перекошенное от ненависти и злобы лицо. На одно мгновенье оно ему показалось медузой Горгоной, рыжие волосы превратились в клубок шипящих змей. Вибрируя раздвоенными языками, они потянулись к его лицу. Витя выхватил пистолет, направил прямо в лицо ужасной Горгоне и выстрелил. Наступила такая тишина, что в ушах зазвенело. Женщина упала, потеряв сознание. Виктор повернулся к спутнику медузы, размышляя, как доходчиво объяснить отцу мальчика, что они неправы. У того от страха судорожно бегали глаза по орбитам. Как бы ища защиты со стороны, он бросился бежать. У Виктора сработал инстинкт охотника, он кинулся догонять. Если бы мужчина не побежал, то Виктор не погнался бы за ним. Настигнув отца хулиганистого мальчика, Витя пнул его сзади на бегу в поясницу. Всё по инструкции, как учили в армии отцы-командиры. От удара что-то хрустнуло в позвоночнике, мужчина упал лицом вниз, как-то весь потянулся судорожно в длину и застыл. Под ним на асфальте образовалась жёлтая лужица.
– Раньше надо было обоссываться, когда сынка воспитывал. Ты что думал, я с ребёнком воевать буду? Мразь! Ты породил, ты и отвечай, – сказал Виктор, глядя на извивающее от боли тело. Подошёл к испуганному и растерянному деду:
– Дай, отец, пивка хлебнуть.
– Что ты, сынок! Теперь тебе нельзя. Усугубишь положение, я-то законы знаю. Алкогольное опьянение – это отягчающее обстоятельство в наказании. Не думай, мне пиво не жалко, – быстро, вполголоса зачастил напуганный произошедшим подвыпивший дедушка. Непонятно, то ли оправдывался, то ли заговорщицки советовал.
– Да плевал я теперь на их законы. Что это за законы, которыми как хотят, так и вертят! Сегодня я для них закон. Завтра кто-нибудь приспособит закон под себя, другой − наподобие меня − докажет справедливость закона. Не думай, нас ещё много в этой стране. Всех не купят, много нас, кто не торгует совестью. Так что не переживай отец.
Огонь в груди его погас. Витя чувствовал усталость. Ему казалось, что сейчас нет на свете человека, более безразличного ко всему, чем он. Послышался где-то вой сирены.
– Я так и думал, что они плохо кончат. Да! Натворил ты, сынок, делов! – жалостно протянул дед. Деду жалко парня, он сочувственно запереживал о дальнейшей судьбе Виктора. Весь жизненный опыт старика подсказывал, что парень хороший.
– Я, пожалуй, пойду. Не хочу быть свидетелем.
– Это не я натворил, это они натворили, – Виктор показал головой на стонавшую женщину. – Вы правы. Вам нужно уйти.
Он