их носом, после чего аккуратно, чтобы не оторвать пуговицу, откусил нитку зубами.
– Молодые люди, не облокачивайтесь на колонну! – тут же раздался строгий голос пожилой смотрительницы в синей униформе.
– Мамаша, не беспокойтесь. Она же не упадет, – примирительно произнес Самолетов.
Смотрительница скривила морщинистый ротик:
– И вообще ведите себя прилично, вы в музее!
– Мы постараемся ничего не украсть, – улыбнулся Никита и быстро увлек «лучший музейный экспонат» дальше, к своему любимому залу импрессионистов.
– Ты спрашивала о моих друзьях? – сказал он, благоговейно застыв посередине зала. – Вот они, почти все здесь. Они воспитали мой художественный вкус и отношение к женщине.
– Ты серьезно? – изумилась Лана. – Первый раз слышу, что живопись может повлиять на отношение к женщине.
– Еще как может! – уверил ее Никита. – Импрессионисты первые покончили с холодом античных богинь и классической симметрией в изображении женского лица. Вот посмотри, например, на эту «Обнаженную» Ренуара. Раньше, изображая женское тело, художники и думать не смели о том, чтобы использовать синий и зеленый цвета. Критики даже называли эту картину изображением большого куска мяса. И где теперь эти критики, и где Ренуар?.. А вот посмотри на этот портрет актрисы Жанны Самари. Готов поспорить, что художник получил в свое время хороший нагоняй от оригинала за столь вольное обращение с ее лицом. Заметь, он полностью пренебрег точностью пропорций и правильностью глаз! Вряд ли ему удалось объяснить столь симпатичной модели, что тем самым он передает неуловимое женское обаяние.
– А разве другие художники женщин не рисовали? – заинтересованно спросила Лана.
– К сожалению, все прекрасное в живописи на импрессионистах и закончилось, – безапелляционно заявил Самолетов. – Дальнейшие попытки изобразить женское тело при помощи двух квадратов и трех треугольников имеют отдаленное отношение к эстетическому восприятию телесной красоты. Придумав правила игры для живописи, художественная богема замкнулась сама на себе, видимо, смертельно обидевшись на мир за изобретение фотографии и кинематографа, что лишило живопись единоличного права на отображение окружающего мира.
– Как интересно ты рассказываешь! Ты, наверное, в детстве хотел стать художником?
– В детстве я мечтал стать пожарником. Хотя рисовал очень неплохо и ходил в художественную школу. Мои картины даже брали на детские выставки. Однако во мне никогда не было божьей искры настоящего живописца, зато я был отличным копиистом. Я смотрел, как рисуют мои товарищи и, используя их приемы, несколько модифицируя и развивая их, создавал свои произведения.
– По-моему, все художники так учатся рисовать.
– Все! Но гениями становятся единицы. Когда я понял, что гения из меня не получится, а с другим положением я смириться не мог, то бросил рисовать навсегда.
– Как же ты это понял?
– А-а, длинная история.
– Расскажи, ну пожалуйста! – по-женски настойчиво попросила Лана.
– Ну