этой прекрасной церемонии. Честолюбие, возбужденное в нем молодостью епископа, любезность и восхитительная учтивость этого прелата волновали его душу. Эта учтивость была совсем иного рода, чем учтивость господина де Реналя, даже в его лучшие дни. «Чем ближе приближаешься к высшему слою общества, – думал Жюльен, – тем чаще встречаешь это очаровательное обращение».
В церковь вошли через боковую дверь; внезапно страшный шум сотряс ее древние своды; Жюльен подумал, что они рушатся. Это снова палила маленькая пушка; ее доставили на восьмерке лошадей галопом, и лейпцигские канониры тотчас ее зарядили, и она палила пять раз в минуту, словно сами пруссаки стояли перед ней.
Но этот изумительный шум уже больше не удивлял Жюльена, он уже не думал ни о Наполеоне, ни о военной славе. «Такой молодой, – думал он – и уже епископ Агдский! но где же Агда? а какой у него доход? Двести или триста тысяч франков, пожалуй?»
Лакеи монсиньора внесли великолепный балдахин; господин Шелан взял одну из подпорок, но, в сущности, нес ее Жюльен. Епископ встал под балдахин. Ему удалось в самом деле выглядеть старым; восхищению нашего героя не было пределов. «Чего только не достигнешь ловкостью?» – подумал он.
Появился король. Жюльену повезло увидать его очень близко. Епископ приветствовал его, не забыв придать своему голосу волнение, лестное его величеству. Не станем повторять описаний всех церемоний в Бре-ле-О; в течение двух недель ими были наполнены столбцы всех местных газет. Из речи епископа Жюльен узнал, что король происходил из рода Карла Смелого.
Впоследствии Жюльену пришлось проверить счета – во что обошлась эта церемония. Господин де Ла Моль, получивший епископство для своего племянника, возымел любезность принять на свой счет все расходы. Одна только церемония в аббатстве обошлась в три тысячи восемьсот франков.
После речи епископа и ответа короля его величество встал под балдахин; затем он очень набожно преклонил колени на подушке пред алтарем. Хор был окружен стульями, а стулья возвышались на две ступеньки над полом. На последней из этих ступенек сидел Жюльен у ног господина Шелана, словно шлейфоносец возле своего кардинала в Сикстинской капелле в Риме. Затем служили молебен в облаках ладана, под бесконечные залпы артиллерии и мушкетеров; крестьяне опьянели от радости и почтения. Подобный день сводит на нет труд сотен выпусков якобинских газет.
Жюльен стоял в шести шагах от короля, молившегося поистине с усердием. В первый раз он заметил маленького господина с умным взглядом, одетого во фрак почти без всяких нашивок. Но поверх этого скромного фрака была надета небесно-голубая лента. Он стоял ближе к королю, чем многие другие сановники, одежды которых были до того расшиты золотом, что, по выражению Жюльена, совсем не было видно сукна. Спустя несколько минут он узнал, что это был господин де Ла Моль. Он показался ему высокомерным и заносчивым.
Этот маркиз, должно быть, не так вежлив, как мой прекрасный епископ, подумал он. Ах! духовное звание делает кротким и мудрым. Но король приехал поклониться реликвии,