21. Диалог с хозяином
Alas, our frailty iz the caus, not we;
For such as we are made of, such we he.
О слабость женская! Не наша ль в том вина,
Что женщина такой сотворена?
С детским удовольствием Жюльен в течение целого часа подбирал и наклеивал слова. Выходя из своей комнаты, он встретил своих учеников с матерью; она взяла письмо с простотой и смелостью, которые его удивили.
– Просох ли клей? – спросила она.
«Та ли это женщина, которую раскаяние доводило почти до безумия? – подумал он. – Что она затеяла?» Он был слишком горд, чтобы спросить ее об этом; но, быть может, еще никогда она ему так не нравилась.
– Если это не выгорит, – прибавила она с тем же хладнокровием, – у меня отнимут все. Закопайте это где-нибудь в горах; быть может, наступит день, когда этим ограничатся все мои средства.
Она подала ему стеклянный футляр в красном сафьяновом чехле, наполненный золотом и драгоценностями.
– Теперь уходите, – сказала она ему.
Она поцеловала детей, младшего – два раза. Жюльен стоял не двигаясь. Она ушла быстрыми шагами, даже не взглянув на него.
С той минуты, когда господин де Реналь вскрыл анонимное письмо, жизнь его сделалась ужасной. Он не волновался так со времени дуэли, случившейся в 1816 году, и нужно отдать ему справедливость, что тогда перспектива получить пулю была ему приятнее его теперешнего состояния. Он рассматривал письмо со всех сторон. «Не женский ли это почерк? – спрашивал он себя. – Но какая же женщина могла его написать? – Он перебирал в уме всех знакомых дам в Верьере, но ни на одной не мог остановить своих подозрений. – Или мужчина сочинил это письмо? Но какой мужчина? – Снова он колебался; ему завидовали, и, без сомнения, большинство его знакомых питало к нему ненависть. – Надо посоветоваться с женой,» – сказал он себе по привычке, поднимаясь с кресла.
Он встал, но тут же воскликнул, ударив себя по голове: «Боже мой! да ее-то я и должен особенно остерегаться; она – теперь мой враг». И слезы брызнули у него из глаз от злости.
Как бы по справедливому возмездию за сухость души, олицетворяющей всю провинциальную мудрость, два человека, которых в этот момент господин де Реналь боялся больше всего, были его самыми близкими друзьями.
«Кроме них, у меня, может, наберется еще десяток приятелей, – и он перебрал их в уме, оценивая степень участия, которое мог ожидать от них. – Всем! всем! – воскликнул он в бешенстве, – мое несчастье доставит величайшее удовольствие». К счастью, он воображал, что все ему завидуют, и не без основания. Кроме его великолепного городского дома, который король *** осчастливил навеки, переночевав в нем, он владел еще прекрасным замком в Вержи. Фасад его был выкрашен белой краской, а окна закрывались прекрасными зелеными ставнями. На мгновение его утешила мысль об этом великолепии. Ведь его замок был виден на три или четыре лье, к великой досаде владельцев всех соседних домов, называемых «замками», которые стояли серые, потемневшие от времени.
Господин