поскольку «газеты у нас настрого запрещены».
Возможно, продолжала мисс Хэксби, кто-нибудь из женщин станет искать во мне наперсницу и советчицу; в таком случае я должна дать ей совет, «какой дала бы матрона: ежедневно раскаиваться в своем преступлении и всеми силами стремиться к честной, благонравной жизни». Нельзя ничего обещать арестантке, нельзя передавать никаких предметов или сообщений от нее родственникам и друзьям на воле.
– Если заключенная скажет вам, что ее мать тяжело заболела и лежит при смерти, если отрежет прядь волос и слезно взмолится, чтобы вы ее передали умирающей как знак дочерней любви, вы должны отказать. Стоит лишь раз согласиться, мисс Прайер, и арестантка получит власть над вами. Станет угрожать донести на вас и таким образом принудит к содействию ей в разных беззакониях. На моей памяти здесь, в Миллбанке, было два или три громких случая подобного рода, которые закончились очень печально для всех участников.
Вот, кажется, и все предостережения, сделанные мне мисс Хэксби. Я поблагодарила за них, однако все время, пока она говорила, я ни на миг не забывала о тягостном присутствии безмолвной гладколицей надзирательницы и теперь почувствовала себя так, будто благодарю за какое-то суровое наставление свою мать, в то время как Эллис убирает со стола тарелки. Я снова уставилась в окно, на ходящих по кругу женщин, и молчала, погруженная в свои мысли.
– Вижу, вам нравится смотреть на них, – заметила мисс Хэксби. Потом сказала, что ни разу еще здесь не было посетителя, которому не нравилось бы стоять у окна и наблюдать за женщинами на прогулке. Это успокаивает нервы, она полагает, все равно что смотришь на рыбок в пруду.
После этого я отошла от окна.
Кажется, мы еще немного поговорили о тюремных порядках, но вскоре мисс Хэксби взглянула на часы и сказала, что теперь мисс Ридли может сопроводить меня вниз и провести по отделению.
– Сожалею, что не могу сама вам все показать. Но видите… – она кивнула на огромный черный том на своем столе, – вот моя работа на утро. Это «Журнал поведения», куда я должна занести все рапорты моих надзирательниц. – Она надела очки, и ее острые глаза стали еще острее. – Сейчас я узнаю, мисс Прайер, насколько хорошо вели себя женщины на этой неделе – и насколько дурно!
Мисс Ридли открыла передо мной дверь кабинета и повела вниз по полутемной винтовой лестнице. Этажом ниже мы миновали еще одну дверь.
– А здесь что за комнаты, мисс Ридли? – спросила я.
Личные апартаменты мисс Хэксби, где она обедает и спит, последовал ответ, и я попыталась вообразить, каково это – лежать в тихой башне, где повсюду вокруг тебя окна, за которыми – тюрьма.
Я всматриваюсь в план Миллбанка, висящий рядом со столом, и нахожу на нем башню главной смотрительницы. Кажется, теперь я вижу также, каким маршрутом вела меня мисс Ридли. Она шла скорым шагом, безошибочно выбирая путь по однообразным коридорам и ни на миг от него не отклоняясь, точно стрелка компаса, постоянно