давности. Потом она уселась на подоконник и, покуривая, стала ждать редакционного водителя Витю, которого выслал за ней Михаландреич.
Впереди маячил длинный, как школьный коридор, день, и даже в самых тяжких ночных кошмарах Александра не могла себе представить, чем он закончится…
– Мне бы на кладбище съездить, – сказала Александра шеф-редактору, вернувшись с первой за этот день съемки. – У меня бабушка два года назад умерла, как раз в этот день.
Михаландреич, сдвинув очки на лысину, потыкал горящей сигаретой в разложенные перед ним бумаги:
– Что пишут, Потапова, что пишут… Сдохнуть можно, как они пишут и что!.. Ты вот послушай, Потапова: «Противостояние на границе, обусловленное геополитическими интересами сверхдержав в данном регионе, ведет к перегруппировке сил, возрастанию конфронтации и в конечном итоге усилению военного давления не только внутри региона, но и на пограничных участках всех сопредельных держав…» Ты слыхала что-нибудь подобное, Потапова? Про «пограничные участки всех сопредельных держав» ты слыхала, а? Понимаешь, о чем речь? Понимаешь, Потапова?
Михаландреич щелчком сбил с сигареты пепел и кинул испепеляющий взгляд в сторону одного из молодых, только что пришедших с факультета журналистики корреспондентов.
«Молодой» с независимым и несчастным видом сидел в кресле в некотором отдалении от разошедшегося шефа. Вальяжно закинув ногу на ногу, он вцепился в кассеты так, что рука мелко дрожала.
Очевидно, представление продолжалось уже довольно долго, потому что сменный редактор Лена Зайцева за спиной у Михаландреича закатывала глаза и пилила себя ладонью по горлу, давая понять Александре: давно пора заканчивать промывать мозги несчастному страдальцу.
– Так вот, Потапова, – не унимался Михаландреич, – речь в этом бессмертном отрывке идет о наших погранцах на таджикской границе. Ты догадалась, Потапова?
– Мне бы отъехать, Михаландреич, – напомнила Александра. «Молодому» она сочувствовала, но не слишком.
«Высокий штиль» официальных сообщений она ненавидела и была совершенно убеждена: писать нужно доступно и красиво, так, чтобы за душу брало, будь то сообщение о таджикских пограничниках или о визите испанского короля. Только тогда запомнят, только тогда поймут и не переключат телевизор в первые же секунды официальной хроники. Стыдно выпускнику университета не уметь писать, прав Михаландреич…
– Заберите ваши листочки, – в сердцах сказал Михаландреич проштрафившемуся корреспонденту и зажег следующую сигарету. Александра помахала рукой, разгоняя дым. – Сядьте и напишите то, что вы хотите сказать, так, чтобы было понятно тете Шуре и дяде Васе. А также их сыну Боре и дочери Нюре, ясно вам? И никаких, избави боже, геополитических интересов! Про это вы в курилке… вот… с Потаповой потолкуете. Она у нас умненькая, про интересы, да еще геополитические, все соображает. Или нет… Вань! – крикнул шеф-редактор так, что корреспондент вздрогнул, а Александра, покорившись судьбе, опустилась