Бен Элтон

Два брата


Скачать книгу

иногда. В образе Рейнской девы.

      Теперь и Вольфганг чуть усмехнулся:

      – Значит, будешь стоять совсем голая, но в крылатом шлеме?

      – По-моему, я уже сказала.

      – Но ведь Рейнские девы – нимфы, нет?

      – В данном случае нимфы в шлемах.

      – Для нимф как-то не очень.

      – С этим к герру Карлсруэну. Слушай, Вольф, рассуди трезво. – Фрида хотела помириться. – Если он считает, что я похожа на дух немецкой женщины, хрен-то с ним. Говорю же, он платит по высшей ставке, а всего-то нужно – замереть и слушать Вагнера.

      – Тебя надо озолотить уже за то, что слушаешь эту дрянь.

      – Я не против умеренной дозы Вагнера.

      – Он был отъявленный антисемит.

      – При чем тут его музыка?

      – При том, что он был дерьмовый композитор и поганый человек.

      – Не всем же быть крутыми джазменами. Изредка кто-то должен сочинять мелодию. Ты уж совсем сдурел.

      – Обращаю твое внимание, что не я планирую поставить тебя голой в шлеме! Пораскинь мозгами. Голая. Но в шлеме. Никакой логики. Или публику прошибешь только Асгардом?[12]

      – Кто это у нас ратует за реализм? – Фрида занялась грудой мокрого белья в ведре.

      – Твой ваятель обитает в самом лихорадочном и безумном городе Европы. Тут в каждой студии найдется сумасшедший гений, нарушающий все законы формы, а этот хер желает увековечить в камне «Кольцо нибелунга».

      Фрида выудила из ведра мокрое махровое полотенце и стала отжимать его в валках.

      – Ты жалкий и самодовольный законченный реакционер наоборот, – сказала она. – Ей-богу, это противно.

      – Крути давай, – ответил Вольфганг. – Карлсруэну понравятся твои мышцы. Глядишь, произведет тебя в Брунгильды[13].

      – Знаешь, в искусстве не один стиль. – Стиснув зубы, Фрида крутила неподатливую ручку. – Не все хотят любоваться картинами с младенцами на штыках и безногими солдатами, столь милыми твоему сердцу. Нельзя всем быть Жоржем Гроссом или Отто Диксом[14].

      – Оба – гении. Джаз на холсте. Такие как Карлсруэн и его дурацкий «Штальхельм» вопят о возвращении былого величия Германии. Она уже великая. В Берлине, в сотне метров от нас с тобой, происходит такое, что даже не снилось Парижу и Нью-Йорку.

      – Послушай себя – что ты городишь! – сказала Фрида. Вода из выжатых пеленок ручьем лилась в поддон. – Ты еще больший шовинист, чем «Стальные шлемы». Ах-ах, в искусстве мы переплюнули треклятых чужеземцев. В Германии даже среди авангарда националисты. Стыдоба.

      – Я лишь о том, что в кои-то веки у нас происходит нечто, чем можно гордиться. – Тон Вольфганга свидетельствовал, что Фрида, как ни крути, права.

      – Значит, ты бы успокоился, если б я позировала тому, кто изобразит меня с квадратными грудями и тремя ягодицами. Вот тогда все было бы нормально, да?

      – Несравнимо лучше.

      Фрида промолчала. Однако яростно крутанула ручку.

      Рейнская дева

      Берлин, 1922 г.

      Вопреки сопротивлению мужа Фрида стала натурщицей