от удовольствия. Ни разу не была на концерте Мацуева, но подозреваю, именно так выглядят его зрители – закрыв глаза, Коломойский слушал «гастрономический концерт для тарелки с оркестром» – надеюсь, я не переборщила с нотой «соль». Водится за мной такой грешок. Однако если и так, Макс этого не заметил – его лицо светилось восторгом, граничащим с экстазом. Никогда не понимала секрета популярности этого более чем простого блюда, но, зная страсть к нему своего друга, не могла ее не использовать.
– Ну давай, Тарелкина, жги. – Макс наконец-то насытился или просто решил сделать перерыв – салатник пуст только наполовину, и мы еще до десерта не добрались. – Рассказывай, что такого сенсационного ты узнала про смерть Ольшанской?
– А может, ты начнешь?
– Я?
– Официальную версию я знаю – смерть наступила вследствие естественных причин в результате утопления – жуть, кстати, этот ваш полицейский язык, – оснований для возбуждения уголовного дела не имеется. И точка.
– Все так, – кивнул Максим.
– Но ведь наверняка есть какие-то еще подробности? Количество алкоголя в крови, например. Следы борьбы на теле…
– Понимаю, к чему клонишь. – Максим откинулся на стуле и сложил руки на животе. С момента нашего знакомства он заметно раздобрел, не без моей помощи, разумеется, – в его облике появилась сытая округлость, свойственная мужчинам после тридцати, избегающим услуг фитнес-залов. Нет, разумеется, никакого пивного брюшка, обрюзгших щек и тяжелого дыхания – это «спутники» другой, не моей, кухни. Округлость Коломойского иная – лощеная, холеная, аристократическая, свидетельствующая о неумеренной страсти к поздним ужинам.
– Я ведь не дурак, – продолжил Макс, не подозревавший о том, что он только что подвергся критической оценке, – сразу просек, к чему все это великолепие. – Он окинул взглядом стол. – И салат мой любимый. Кстати, как ты его делаешь? Невероятно вкусно.
– О, там все просто! Кальмары почистить, обдать кипятком. Оставить минуты на три. А потом проделать то же самое второй раз. Креветки просто обжарить на сливочном масле и потом отделить хвостики. Ну и мидии обжарить. Все смешать и заправить соусом: горчица, бальзамико и оливковое масло, да еще… – Я запнулась, осознав, что попалась. – Вот же ты… – Я кинула в собеседника льняной салфеткой. Не долетев, та спикировала на середину стола и накрыла бутылку вина.
– Все-все, – поднял Макс вверх руки. – Будем считать, это флаг о капитуляции. – Он взял в руки кусок белоснежной ткани. – Ты меня поймала, я тебя. Мы квиты. Давай, излагай свои сомнения. По глазам вижу – не терпится же.
– Мне бы хотелось сначала тебя выслушать, ну да ладно. Смотри…
И я выложила все Максиму.
– Закурю? – поинтересовался он, доставая из кармана пачку.
Я отрицательно помотала головой.
– Нютка, – прошептала еле слышно.
– Ах да! – Макс виновато улыбнулся. – Все время забываю, прости. Удивительно спокойный ребенок, кстати.
– Это