длинные черные волосы. – А что, если у него все же есть подружка? Разве ты не хочешь это узнать?
– Да… Нет… Не знаю! – Я инстинктивно протянула руку и вытащила из ее волос сухой листок. Мне всегда так хотелось иметь длинные прямые волосы. Как у моих Барби. Барби были стандартом красоты, на котором я выросла, а я была ну совсем не похожа на этих сволочей. У меня были рыжеватые, волнистые и тонкие волосы, которые отказывались расти ниже плеч. Кожа была покрыта коричневыми веснушками и шрамами, потому что я все время куда-то падала и меня кусали все дурацкие собаки, которых я просто должна была погладить. И у меня не было никаких телесных выпуклостей, как у Барби. Вообще никаких проклятых изгибов.
Крошечный рот Джульет изогнулся в зловещей усмешке:
– Я завтра же у него спрошу.
– Нет! – завизжала я. – Нет! Я сама! Я сама! Пожалуйста, ничего не говори ему!
– Ты собираешься спросить Ланса Хайтауэра, есть ли у него подружка? Да не плети!
– Да! Я клянусь!
Джульет сделала большие глаза, и тут мы услышали безошибочное чихание и треск приближающегося старинного «шевви».
– Я так понимаю, на обед ты не остаешься.
Джульет так просияла при виде подъезжающего к нашему дому автомобиля, как будто это был белый лимузин с обручальными кольцами на крыше. На самом же деле это был старый потрепанный «Корвет» 1980 года с мигающими фарами, такая классическая спортивная машина, кричащая: «Охотник за девочками».
Уж я-то знала. Мой отец, посвятивший жизнь пьянству, игре на гитаре, паранойе, обсессии на новостях и чистке оружия, научил свою единственную дочь всему, что сам знал об американских крутых машинах. К двенадцати годам я могла назвать марку, модель и год выпуска любой американской спортивной машины. Кроме этого, я могла сказать, что 1980 год был дерьмовым годом для «Корветов». После бензинового кризиса 70-х они как раз в этом году выпустили новый малообъемный двигатель, который не мог въехать на гору без того, чтобы кто-нибудь не подталкивал его сзади.
Машина была старой, но не такой, как взрослый мужик, сидящий за рулем. Я понимала, что Джульет положена доля отеческого внимания, но Господитымойбоже.
Хоть я и кривилась на его облезлую бородку и обвислые джинсы, Тони не был так уж плох. Ну, в смысле он всегда был страшно рад видеть Джульет, и это, наверное, было мило, и он всегда с готовностью подвозил нас куда-нибудь, и это было удачно, потому что я жила так далеко от нашей школы, что туда даже не ходил автобус, на котором я могла бы ездить.
Единственной причиной, по которой меня вообще записали в Старшую Школу Персикового Округа, было то, что моя мама преподавала там искусство в начальных классах. Когда я была маленькой, она решила, что будет суперудобно брать меня с собой на работу вместо того, чтобы отдавать меня в начальную школу по соседству, – и наверняка до сих пор жалела об этом решении. Я вечно влипала в какие-то неприятности, пролезая в классы других учителей и воруя там рисовальные принадлежности, которыми потом раскрашивала свои волосы, напоминая Радужного Пони.
Спустя