в ней нечто такое, – туманно сказал он, – отчего казалось, будто… будто на уме у нее много всякой всячины, до которой мне не дотянуться. Она не дерзила, нет, но держалась натянуто, как автомат… О тебе спрашивала.
При всей надежности тылов – трехмесячный ребенок, великолепная квартира на Парк-авеню – у Олив дрогнуло сердце.
– Что именно она сказала?
– Порадовалась за вас с Бревортом, – ответил он и добавил для себя одного, не сумев скрыть досаду: – Хотя ты сделала лучшую партию в Нью-Йорке, а она пробросалась…
С той поры минул не один год, и как-то раз голос секретаря в телефонной трубке спросил Олив, не смогут ли они с мужем заехать в тот же вечер к мистеру Каслтону. Они застали старика в библиотеке, когда тот взволнованно расхаживал из угла в угол.
– Что ж, этого следовало ожидать, – гневно заявил он. – Люди не стоят на месте; никто не стоит на месте. В этом мире можно либо подняться, либо скатиться вниз. Эмили предпочла скатиться вниз. Сейчас она где-то у самого дна. Доводилось ли вам слышать о человеке, которого мне отрекомендовали… – он сверился с каким-то письмом, – как «распутного бездельника по фамилии Петрокобеско»? Сам он величает себя «принц Габриэль Петрокобеско» из… неизвестно из каких мест. Письмо это прислал мне Холлэм, мой доверенный человек в Европе, и вложил в конверт вырезку из парижской «Матэн». Судя по всему, полиция предложила этому господину покинуть Париж, и в немногочисленной свите, отбывшей вместе с ним, была замечена молодая американка, мисс Каслтон, «по слухам – дочь миллионера». На вокзал их доставили под конвоем жандармов. – Дрожащими пальцами он передал газетную вырезку и письмо Бреворту Блэру. – Что ты на это скажешь? Как низко пала Эмили!
– Да, не слишком приятно, – нахмурился Бреворт.
– Это конец. Я видел, что ее счета в последнее время переходят границы разумного, но даже помыслить не мог, что она взяла на содержание…
– Не исключено, что это какая-то путаница, – решилась Олив. – Быть может, речь идет о другой мисс Каслтон.
– Будь уверена, это наша Эмили. Холлэм проверил. Та самая Эмили, которая побоялась нырнуть в чистую и прозрачную реку жизни, а теперь барахтается в сточной канаве.
Потрясенная, Олив ощутила внезапный привкус донельзя переменчивой судьбы. Ее ждал переезд в шикарный особняк, строящийся в Уэстбери-Хиллз, а Эмили связалась с депортированным авантюристом и попала в скандальную историю.
– Я не вправе обращаться к вам с такой просьбой, – продолжал мистер Каслтон. – И уж тем более не вправе обращаться к Бреворту с просьбой, касающейся Эмили. Но мне уже семьдесят два года, и Фрейзер грозится снять с себя всякую ответственность, отложи я лечение еще на пару недель. Если что – Эмили останется совсем одна. Я прошу вас сдвинуть намеченную поездку в Европу на два месяца, с тем чтобы отправиться в путь прямо сейчас и вернуть ее домой.
– Неужели вы полагаете, что нашего влияния будет достаточно? – спросил Бреворт. – У меня нет причин думать, что она ко мне прислушается.
– Больше