девять месяцев. Мне только жаль, что я не рожала всех моих детей дома. Это было потрясающе. Ваше тепло, и нежность, и то, что вы всегда были со мной, это просто что-то невероятное (даже когда я вызвала вас в три утра, и вы тут же примчались. Спасибо вам!). Джина сосет исправно и растет со страшной скоростью. Мы так благодарны вам, Ноэль, и надеемся, что вы навсегда останетесь частью нашей жизни. С любовью, Зоя».
– Это письма и открытки от благодарных пациенток, – сказала я. И выудила из коробки фотографию ребенка. – И фотографии детей, которых она принимала. – И ключи к ее тайне, подумала я про себя, хотя теперь уже сомневалась, что я что-нибудь узнаю. Я пересмотрела кипы записок, квитанций и всякого хлама и должна признать, что все это спокойно можно было выбросить.
– Выбрасываем? – с надеждой спросил Тед.
Я открыла еще одну карточку и прочитала:
«Я не могла поверить, когда мне в приют принесли чудесную одежду для меня и для ребенка. Спасибо, мисс Ноэль!»
– Нет, – сказала я. – Пока нет. Я не могу. Я заберу эту коробку с собой. Я просмотрю все это, когда у меня будет время.
– Когда оно у тебя будет? – рассмеялся Тед. – У тебя кафе, ты навещаешь деда два раза в неделю. А прием для Сюзанны у нас дома ты по-прежнему планируешь?
Я чуть не задохнулась. Прием для Сюзанны. Я схватилась за голову.
– Я об этом совсем забыла, – призналась я. Мы согласились устроить его у нас, потому что Ноэль хотела собрать толпы народа, а у нас было достаточно места.
– Отмени его, – сказал Тед.
– Невозможно, – покачала головой я. – Приглашения уже разосланы и…
– Я уверен, Сюзанна поймет, принимая во внимание обстоятельства.
Сюзанна мне ни слова об этом не сказала, возможно, не зная, как приступить к этому вопросу. Она была мать-одиночка, дважды перенесла онкологические операции, и ей уже стукнуло пятьдесят. Ноэль хотела бы, чтобы прием состоялся.
– Нет, – сказала я, – мы ничего не отменяем. Празднование состоится еще через три недели, и Тара поможет.
Если что-то нужно планировать или организовывать, Тара была незаменима.
– Ты уверена? – спросил Тед. – Мне кажется, ты слишком много на себя берешь.
Вероятно, он прав. Сейчас, с умирающим дедом, мне нужно было еще больше времени. Я не могла думать о нем без слез. Дженни и я посетили его позавчера в Джексонвилле. В огромной кровати в хосписе он выглядел таким изможденным, что я с трудом его узнала. Он был в сознании и очень обрадовался нам. Мои детские воспоминания были во многом связаны с ним. Отец постоянно разъезжал, а ездить на велосипеде, удить рыбу и даже готовить меня учил дед. Моей главной задачей было выбрать время для посещений.
Тем не менее, коробку я не бросила.
– Я хочу сохранить эту коробку, – сказала я Теду. – Мне хочется посмотреть, что писали ей все эти женщины.
– Лучше выбросить, – возразил Тед. – У нас нет места для всех ее вещей.
– Коробку я заберу, – упрямо повторила я, закрывая ее картонной крышкой. Может быть, в ней найдется что-то, что наведет меня