Цюаня. Если в никчемности обвиняли только его, это еще куда ни шло, но приплетать сюда родственников он позволить не мог. Гоу Цюань больше не стал вступать в перепалку, он закурил сигарету и ушел в кино. Возвратился он уже поздно, никакого ужина в доме не было, поэтому ему пришлось довольствоваться двумя тарелками лапши быстрого приготовления. Гоу Цюань лег в постель, но уснуть не мог, в голову лезли черные мысли. С печальным видом он снова встал, зажег свечу, замочил кисти, растер тушь, разложил бумагу, решив позаниматься каллиграфией. Он написал несколько строк, но это не помогло; решив отвести душу, он как бы между прочим изобразил три иероглифа, означающих ругательство «мать его так». Потом он вывел их еще раз и сам того не заметил, как у него вышло больше десяти строк почти на три листа. Гоу Цюань был настолько опьянен своими действиями, что у него даже вспотела ладонь, он все сильнее входил в раж, задействовав все известные стили письма, начиная с гравировочного и заканчивая скорописью. Тщательно оценив свою работу, он остался доволен, от сердца отлегло, теперь он чувствовал полное умиротворение. Древняя культура вкупе с ночной тишиной и невозмутимостью сделали свое дело, успокоив этого горожанина.
– Кого ругаем? – раздался неожиданный голос за его спиной.
Гоу Цюань перепугался. Он обернулся и увидел, что в дверном проеме стоит облаченная в ночную сорочку Лэ Го. При свете свечи ее силуэт выглядел пленительно-спокойным и нежно-расплывчатым.
– Никого я не ругаю. Зачем так обывательски смотреть на вещи? – с горечью отозвался Гоу Цюань. – Это ведь каллиграфия, искусство.
Их ссоры на почве заработков не закончились, а, напротив, только усугубились. Тут еще и теща навязалась со своим супом. Сам Гоу Цюань ни при каких обстоятельствах не впутал бы тещу в их отношения. Но из-за Лэ Го он в присутствии ее матери крепко выругался матом, сказав практически: «Пошла на хер». Он помнил, что произнес это себе под нос, он не думал, что выйдет так громко, что его вдруг услышат. Когда мат уже сорвался с языка, Гоу Цюань понял, что перегнул палку. Тут теща начала допрос с пристрастием. Подойдя поближе, она спросила:
– Что ты сказал, Гоу Цюань?
Гоу Цюань, стоя по одну сторону черты, настороженно смотрел то на тещу, то на жену. Он попытался объясниться:
– Да я ничего.
– Ну так давай же, Гоу Цюань, подходи, слабо тебе прямо перед женой загнать ее мать на хер?
Услышав это, Гоу Цюань пришел в смятение и почувствовал отвращение, в нем и в самом деле проступили омерзение и обывательская сущность.
Сдерживая себя, Гоу Цюань обратился к теще:
– Мама, ну зачем вы так, я же просто так ругнулся. А вы прямо что-то невыносимое говорите.
– Это я говорю что-то невыносимое? – Казалось, что изо рта у тещи вылетают синие языки пламени. – Ты, молокосос, а ну говори, как ты осмелился послать меня на три буквы? Наглый как танк! Что у тебя есть? Деньги, связи, обеспеченные родители, недвижимость, что из этого ты имеешь? Слушай меня. И ты, отморозок, еще намереваешься жить с моей дочерью? Собираешься стать отцом? И еще посылаешь меня на хер? Да ты еще и говорить-то