поварами, поставщиками рыбы, контрабандистами и скупщиками краденого.
Как бы то ни было, но рыба и креветки, просто обжаренные в оливковом масле, были настолько свежими и вкусными, а жуликоватые хозяева так искренне радовались каждому клиенту, что ежедневные обеды среди куч гниющего мусора и в окружении кошек и крыс были одной из главных радостей моего пребывания в этом городе.
Все это, конечно, хорошо. Но покидать территорию отеля мне сегодня не хотелось. Если мне не померещилось, и за мной действительно следят какие-то люди, то сотворить со мной какую-нибудь гадость легче всего именно в городе, тем более, в таком. Человек здесь может раствориться совершенно бесследно и без малейшего шанса быть когда-нибудь найденным. Договориться с местными бандитами даже при наличии языкового барьера, я думаю, намного проще и дешевле, чем с бандитами российскими, а полиция тут если и не превосходит нашу по продажности, то уж не уступает – это точно.
Рассчитывать на защиту службы безопасности отеля тоже, конечно, глупо, но видимость порядка тут все же поддерживается. Значит, придется давиться обедом здесь. Подозреваю, что готовить здешние повара все-таки умеют, другое дело, что вкусы основной массы отдыхающих настолько обезображены глобализацией, что им можно с утра до вечера скармливать всевозможные сэндвичи, пиццу, гамбургеры и какую-то пережаренную безвкусную субстанцию, обозначенную в меню как рыба или мясо.
Еще можно заказать еду в номер, но оставаться в полном одиночестве мне тоже не хотелось. Итак, решено: иду в ресторан в отеле. Невкусно, конечно, но, с другой стороны, я уже столько выпил, что обедать буду, что называется, не приходя в сознание и потому вряд ли что почувствую. Вот только выпью еще узу на посошок и выкурю сигарету…
Сигарета в пачке осталась только одна. Причем надломленная у самого фильтра. Я никогда не мог понять, почему последние сигареты в пачке часто ломаются, если их вообще не трогали. Не иначе, одно из многочисленных проявлений вселенского закона подлости.
В этом баре сигарет не продавали, и я в сердцах выматерился. Подозреваю, сделал я это не совсем про себя, потому что услышал легкую нотку укоризны, прозвучавшую в низком и мягком, словно кошачьем, голосе, проурчавшем прямо у меня за спиной:
– Какая экспрессия! Только зачем же так расстраиваться, Альберт Эдуардович? Подумаешь – сломалась сигарета! У меня с собой целых две пачки, так что, если вы не против, будем курить мои. Кстати, меня зовут Анна Сергеевна. А лучше просто Анна.
5
– Как видишь, Алик, работа не пыльная, но ответственная, – заканчивая инструктаж, ровно, словно читая по написанному, говорил Бунин. – Если справишься, буду ставить вопрос о повышении зарплаты, и весьма существенном. Если же нет… Хотя никаких «если» быть не должно – не в наших с тобой интересах, так?
Пассаж о «наших с ним интересах» прозвучал пугающе двусмысленно. По-хорошему, никаких общих интересов у нас ним не было и быть не могло. Это в заводском цеху или редакции