же: вы лучше многих малых птиц. Волосы на голове сочтены. Барьер. И не бойтесь убивающих тело. Барьер. Ещё раз. И не бойтесь убивающих тело. Барьер. А бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить. Барьер. Не две ли малые птицы продаются за ассарий? Ассарий – мелкая монета. Фиксация. Ещё раз. Волосы на голове сочтены. Барьер. Вы лучше многих малых птиц. Барьер. Малых птиц. Барьер.
Почему он сказал не «убивающих души», а «могущих убить»?
– Хватит, – сказал я. – Думаю, из записи вполне ясно, что мэр Мерсье и господин Аллард не находились в одной кровати.
Жозеф поднялся с пола, убрал планшет и сунул руки в карманы. Я улыбался, и он криво ответил на мою усмешку.
– Могу я теперь уйти? – спросил он.
– И ты не хочешь узнать, чем я занимаюсь в клинике?
– Нет, – отрезал Жозеф.
– Подумай ещё раз. Паника быстро уляжется, а вопросы останутся.
Жозеф задумался.
– Ты хотел обнародовать записанное? Знаю, что да. Вынужден тебя разочаровать, всё звучит так, как будто мэр во время медицинских процедур слушает проповедь. У тебя на руках нет ничего, кроме голоса священника, начитывающего Евангелие от Матфея.
– Это звучит странно, – заметил Жозеф.
– Согласен. Но я странный человек. Мне нужны странные проповеди.
Жозеф посмотрел на меня и кивнул. Тут я обнаружил, что странный человек к тому же сидит на полу в больничной рубахе.
– Я замёрз, – сказал я. – Пойдём в палату, я переоденусь.
Жозеф последовал за мной. Все следуют за мной, когда я об этом прошу.
– Ты знаешь, что я не только странный, но и ненасытный. Неостановимый. Чего ты не знаешь, так это того, что я знаю себя лучше прочих. Чего ты ещё не знаешь, так это того, что пару лет назад я понял, что добром это всё не кончится. Жан Мерсье будет жать на газ, его будет заносить на поворотах, а потом он расшибётся и близких расшибёт. Его либо поймают на запрещённых удовольствиях, либо конкуренты, учуяв его ненасытность, устроят ему ловушку, в которую он вляпается, как слишком уверенная в своей политической искушённости муха в мёд.
Говоря это, я снял больничную рубаху, чтобы переодеться, и остался голым. Жозеф отвёл взгляд, увидел кресло, стоявшее у стены и сел в него, продолжая смотреть куда угодно, но не на меня.
– Это что, исповедь? – спросил он. – Расскажешь, как пришёл к религии?
– Взгляни, Жозе. Видишь крест на моей шее?
Жозеф покосился на меня и ответил:
– Нет.
– А теперь посмотри налево: видишь кресло? Видишь оборудование у изголовья?
Жозеф послушался и ответил после долгой паузы:
– Уж не хочешь ли ты сказать?..
– Именно.
– Серьёзно? Как?
– Проще, чем кажется. Скепсис – это всего лишь короткие вспышки в неокортексе. Религиозные чувства, включая механизм доверия, работают в разных отделах мозга и устроены сложно. Но нам и не нужно их конструировать. Достаточно позволить им разрастаться естественным образом, обрубая скепсис.
Жозеф непроизвольно коснулся своего