дочитав письмо, какое-то время смотрел на него недоумевающе, а затем аккуратно сложил листы, следуя сгибам тонкой, будто папиросной бумаги.
Брат и сестра пристально посмотрели друг на друга.
– Да, дедуля Крэббс умеет удивить, – наконец произнесла Оливия. – Что думаешь? В честь чего, интересно, в дедушке взыграли родственные чувства? Может это быть связано с мемуарами, про которые писал дядя Себастьян?
Филипп неопределённо пожал плечами.
– Глупо гадать. Нужно поехать и узнать, что ему пришло в голову на этот раз. Я не прочь, если честно. Любопытно было бы снова оказаться в Гриффин-холле. Если к выходным погода наладится, то поездка обещает быть приятной.
Оливия мечтательно улыбнулась. Черты её лица смягчились, настороженность сменилась выражением детского ожидания праздника.
– Старый Гриффин-холл… Любопытно, верёвочная лестница всё ещё хранится в дупле нашего дерева?
– Скорее всего, она истлела, – сухо ответил Филипп и тут же прибавил: – Не жди от этого визита многого, Олив. Старому Матиасу нравится вытягивать из людей чувства, ты же знаешь. Не думаю, что он сильно изменился за прошедшие годы. Да и слова о вознаграждении не стоит принимать слишком уж всерьёз. Это может быть всё что угодно, но не то, чего ожидает тётушка Розмари, если она получила такое же приглашение.
– Годы меняют людей. Смягчают их сердца, – не согласилась с братом Оливия. – К тому же дедушка Матиас и правда стар. Сколько ему? Восемьдесят? Восемьдесят пять?
– Семьдесят два. Всего лишь, – уточнил Филипп.
– Да какая разница? – отмахнулась Оливия со свойственной юности бессознательной жестокостью. – А родственников у него осталось не так уж много. Это нормальное желание – увидеть родню, особенно если он неважно себя чувствует.
– С чего ты это взяла? – удивился Филипп. – Из письма? Так уверяю тебя, это он специально. Дедушка Матиас легко переживёт нас всех, а на похоронах произнесёт очередную поучительную речь и с удовольствием выпьет свежего сидра.
– Ты столько лет носишь в сердце обиду на него, Филипп. Неужели ты не понимаешь, что делаешь себе только хуже? – мягко произнесла Оливия. – В конце концов, он ведь хотел уберечь нас. Не его вина, что всё это… вышло из-под контроля.
– Хорошая память – не всегда благо, – ответил ей брат. – Но забыть то, что было, я не в силах. А вот на твою память, как я посмотрю, повлияло обещанное вознаграждение.
– Не обвиняй меня в алчности, прошу, – жалобно сказала Оливия, – ты ведь знаешь, что это не так. Но разве плохо будет перестать мотаться по этим унылым пансионам и осесть где-нибудь в тихом живописном месте? Не считать каждый пенни, может быть, даже купить небольшой домик с садом… – лицо её вновь приобрело мечтательное выражение, щёки разрумянились. – Ты смог бы жениться и завести детей. Я бы непременно сдружилась с твоей женой, и мы бы жили все вместе, как настоящая семья! Из меня получится отличная тётя для двух или трёх сорванцов. Как думаешь, велики ли шансы на то, что у тебя