Конкретные ухорезы. Но обошлось. «Ты чё, шланг, не знаешь, что пьяный скобарь хуже танка?» – с подавляющим психику хамством спросил один из них. «Нет, господа, пьяный скобарь лучше танка», – ответил Капитан. Эта логическая западня ввела гостей в замешательство и сбила кураж. В конце концов, узнав, на что направлена коммерческая деятельность фирмы, бандосы наезжать не стали, наоборот – забавы ради решили оценить услуги. Что касается кары, то здесь они сами считали себя мастаками, а вот насчёт розыгрышей… Тут бандосы оторвались.
Сценарии для них готовились с учётом свойственного данной целевой группе специфического чувства юмора, а также господствующего здесь представления о смеховой культуре в целом. В результате «Лемминкяйнен» разработал особый стиль пацанской шутки: очень смешно, например, ночью тайком приварить металлическую дверь товарища к косяку, художественно разукрасить гуашью его новый «ауди» под ситец «в цветочек», подложить муляж покойника в багажник, ну и так далее. На подобные потехи душегубы не скупились. Мода эта, правда, продержалась недолго, но фирма тем не менее обеспечила себе покровительство местного криминала, что было делом не лишним.
– Вам не кажется, что провинциальная косность сужает пределы ваших возможностей? – спросил я искренне и тут же слукавил: – Отчего бы сразу не открыть дело в Питере? Или, на худой конец, в Москве?
– Для реализации наших планов, таких как возведение в Стокгольме динамического памятника Альфреду Нобелю, столица и провинция, как топографические переменные, ничего не значат. Столица – здесь. – Капитан дважды тюкнул себя пальцем в лоб. – Не раз уже доказано – фронт там, где танки Гудериана.
– Есть ведь уже памятник Нобелю на Петроградской набережной.
– Такого, какой придумал я, нет нигде – пьедестал, на котором каждые три минуты происходят оглушительные микровзрывы.
Тут в кабинет директора шагнула секретарь-девица с чёрно-красным жостовским подносом в руках. На подносе стояли два стакана с крепким чаем в ажурных серебряных подстаканниках, сахарница, блюдце с тонко посечённым лимоном и тарелка мокрых, блестящих вишен.
– Сергей Анатольевич, киргизы деньги перевели, – сообщила девица, переставляя на стол стаканы.
– Отлично, Сонечка! Распорядись о премии.
– И Васе тоже?
– Тоже. Вася искупил. – Капитан на секунду прислушался к ударам молотка на улице и уточнил: – Уже почти.
– Вы, Сергей Анатольевич, одной рукой жалеете, другой – настёгиваете.
– Со времени изобретения кнута и пряника, – назидательно изрёк директор «Лемминкяйнена», – ничего более действенного человечеством не придумано. Любого Дурова спроси. Только тумаком и лаской… Тумаком и лаской…
Затем он меня и Сонечку в общих чертах взаимопредставил. А когда она ушла, унеся с собой свой можжевеловый аромат (вслед Соне полетела пущенная начальником вишнёвая косточка, но угодила прямиком