на землю не осыпаются перья.
Вообще, часто так выходит, что людей поначалу принимают не за тех, кем они являются в действительности, а за тех, кого они в себе сами видят. Бывает, люди думают о себе хуже, чем следует, и это неприятно, пока не поймёшь, что они – а вслед за ними и ты – ошибаются. Бывает, люди без ясного основания видят себя в лучшем свете, и это подчас тоже сбивает с толку. Обычная история. Скажем, вы встречаетесь с человеком, в котором сто двадцать килограммов живого веса, но если он этого не замечает, если ему всё равно, то и вам плевать. Может, в нём все сто сорок – вам-то что?
В тот день мы с Олей только невинно похристосовались, однако я попросил номер её трубки, и она без колебаний мне его дала. Назавтра мы до полуночи таскались по разным клубам и кафешкам, пили коньяк, угощали друг друга изысканными беседами, делились вкусами и со значением смотрели друг другу в глаза. А после третьей встречи мы уже были полноценными любовниками – с тех пор я ношу на теле её лёгкий чистый запах, а во рту – вкус её мерцающей помады, которой, видно, обречён питаться, пока у женщин существуют губы.
3
Стоял август, канун Медового Спаса, когда мы с Олей, сидя на Большой Конюшенной под зелёным зонтом с ламбрекенами, пили «Утреннюю росу», разведённую грейпфрутовым соком. За день до того мы вернулись с Череменецкого озера, где все выходные в тёплой компании провели на даче моего приятеля, до того барственного, что, когда он приезжал в деревню, на колени падали даже коровы. Там между купанием, шашлыками и копчением загодя отловленной на Мальцевском рынке форели я поймал двух жужелиц-гортенсисов, фрачника и чёрного елового дровосека, такого здорового и усатого, что он едва уместился в пустой сигаретной пачке, где неугомонно шуршал и поскрипывал, пока я наконец не уморил его добытым ещё на Пасху эфиром. Так вот, мы сидели за уличным столиком на Большой Конюшенной и ждали одного типа, для которого Оля состряпала какую-то научную халтуру.
Никогда прежде ни этого, ни кого-либо другого из её заказчиков я не видел – не очень-то хотелось, – но тут так вышло, что из-за поездки на Череменецкое озеро Оля не сдала работу в срок и теперь, имея повод для чувства небольшой вины, не могла отказаться от встречи, хотя мы собирались с ней проведать в Приморском парке гастролирующий китайский инсектарий.
Вскоре рядом с моей потрёпанной «десяткой» припарковалась новая «тойота», похожая на мокрую оливку, поскольку даже стёкла у неё были тонированы под цвет полированного кузова, – последний писк жёлтой инженерной мысли – из выхлопной трубы этой штуки, кажется, пахло духами. Почти беззвучно, словно книга, открылась и закрылась дверь «тойоты», и к нашему столику направился бородатый кекс, отдалённо напоминающий Карла I с портрета Ван Дейка и всех рембрандтовских ночных дозорных сразу (фасонистая эспаньолка и разлетающиеся в стороны усы). При этом он был в тёмных очках, шортах и оранжевой футболке с жирной надписью «Другой». На лице его блуждала рассеянная