как малыш! Я ему мамой стала. Так что, теперь я Барсику из-за тебя корма пожалею?
Слыша её крик, кот отошёл от миски, затем на полусогнутых лапах убрался во мрак большой комнаты. Знал он этот хозяйкин тон.
Валентина осеклась. Посмотрела на сапог в своей руке. Согнулась, начала натягивать его на левую ногу.
– Валь, ну ты… извини. Я шутил же… – пробормотал Варлам, багровея. – Зачем сразу?..
– Сразу! Сразу! Не сразу! Почему, когда мне больно, ты ещё считаешь, что должен обязательно оттоптаться на моем сердце?
Натянув второй сапог, Валентина утёрла глаза рукавом, шагнула к двери и рванула задвижку.
– Извини. Шутил я.
Варлам твердил своё, но она не слушала.
5
Злость перехватывала горло, жар поднимался изнутри, и на всё уже было наплевать. Валентина толкнула дверь, шагнула в яростный ветер, крутящуюся воду, оглушающий свист. Капюшон тут же сорвало с головы, но она не повернула назад. Пригнувшись, сошла с крыльца и зашагала через двор к туалету, стоящему в дальнем его конце, за сараем. Однако уже вскоре поняла, что сделала глупость. Идти в ураган, рискуя упасть, поскользнувшись на грязи или мокрой траве, получить травму: что глупее может придумать старуха? И всё же она не остановилась. Ветер бил её с боков, толкал в спину, но с ещё большей охотой раздавал мокрые холодные пощёчины. Валентина терпела, уже не обращая внимания на воду, текущую за шиворот, на то, что полы штормовки распахнулись и развеваются у неё за спиной, как разорванные флаги.
Горе, которое она позволила себе отпустить лишь сейчас, требовало выхода. Все эти тёмные часы ожидания, безнадёга – всё сошлось в одной точке. Не видя, куда шагает, и, забыв зачем, Валентина плакала навзрыд, однако буря уносила её голос, поглощала без остатка. И самой ей хотелось раствориться и исчезнуть из этого мира. Уйти с дождевой водой в землю, стать бестелесным духом, для которого человеческие заботы и страдания ничего не значат. Ощутить лёгкость, сбросив ненавистное, неповоротливое старушечье тело. Вернуться и навсегда остаться в воспоминаниях о детстве, где она – девочка в коротком платье, бегущая по берегу реки, невесомая, словно пух лебяжий; уйти бы туда, остаться, снова увидеть молодых маму и папу, живых и здоровых; остаться – и каждое утро встречать с непоколебимой уверенностью в собственном бессмертии и вере в то, что мир прекрасен и всегда будет таким. И никогда, никогда не умирать в одиночестве.
Валентина шла через двор, ветер отворачивал её голову, с большим трудом она видела свои зелёные резиновые сапоги. Споткнулась обо что-то, машинально вскинула руки вперед, но всё же не упала. И это резкое движение вытащило её из глубины, где она могла бы оставаться неизвестно сколько, и заставило осознать происходящее. Буря шумела в небесах, гнала над землёй валы ливня, поднимала и швыряла разный мусор, набирала силу, нацеливаясь на хлипкие человеческие жилища. Гром гремел, словно приветствуя Валентину и суля ей несчастья. Смеялся. Похвалялся силой. «Проклят будь», – подумала она. Всё равно, кто там,