ты забыл меня! – отвечает ему привратница Ада. – Неужели я кажусь так отвратительна твоим глазам? А какой прекрасной считалась я когда-то на Небе! В собрании всех серафимов, твоих союзников в смелом заговоре против Царя Небес, тебя внезапно поразила страшная боль; глаза твои омрачились, ты лишился чувств, между тем чело твое горело ярким пламенем; оно широко разверзлось с левой стороны, и, похожая на тебя видом, окруженная блеском, сияющая божественной красотой, я вышла из твоей головы, во всеоружии, как богиня. Все небесное воинство было объято изумлением; сначала все отвернулись от меня с испугом, и назвали меня Грехом[71]. Я казалась им зловещим предзнаменованием, но они свыклись со мной, я стала нравиться им; своей чарующей прелестью я привлекла к себе наиболее враждебных, и тебя сильнее всех. Ты чаще всех обращал на меня свои взоры, видя во мне свой собственный, совершенный образ; ты загорелся ко мне любовью; втайне ты делил со мной ее наслаждения, и чрево мое почувствовало возраставшее бремя.
Между тем, на Небе вспыхнула война; эфирные долины превратились в поля битв. Полная победа (и могло ли быть иначе) осталась за нашим Всесильным Врагом; наша сторона потерпела поражение на всем эфирном пространстве. Низвергнуты были наши легионы; стремглав полетели они с небесных высот вниз, в эту пропасть. В общем падении пала и я. Тогда был вручен мне могущественный этот ключ, с приказанием держать адские врата всегда запертыми, чтобы никто не мог пройти через них, если они не будут отперты мною. Одинокая, сидела я на их пороге; но не долго продолжалось это спокойствие; вдруг я почувствовала в своей утробе, оплодотворенной тобою и неимоверно расширившейся теперь, страшные движения и жестокие муки родов; наконец, гнусный плод, сын твой, которого ты видишь здесь, с стремительной силой вырвался из моих внутренностей; от страха и боли исказилась так вся нижняя часть моего тела. А он, рожденный мною враг, вышел из моего чрева, потрясая смертоносным копьем, разрушающим все, до чего оно прикоснется. Я бежала от него, воскликнув: «Смерть!» Ад задрожал от ужасного имени, по всем ущельям его, со вздохом пронесся отголосок: «Смерть!» Я бежала, – чудовище за мной (кажется, его больше воспламеняло сладострастие, чем злоба), все ближе, ближе, наконец, оно настигает меня, свою мать, объятую ужасом, и силой сжимает меня в преступных объятиях! Плодом гнусного насилия были эти лающие чудовища; ты видишь, они с неугомонным криком окружают меня постоянно; я ежечасно зарождаю их; ежечасно произвожу их на свет. Муки мои бесконечны: чудовища эти, когда хотят, с воем вползают назад в мою утробу, грызут мои внутренности, служащие им пищей; потом снова вырываются оттуда, наводя на меня такой ужас, что я никогда не нахожу себе ни отдыха, ни покоя.
Призрак этот, всегда сидящий напротив меня, эта отвратительная Смерть, мой сын и враг, еще больше разжигает этих чудовищ; за неимением другой добычи, он скоро пожрал бы меня, свою мать, если бы не видел, что с концом моей жизни конец и ему. Я буду для него когда-нибудь смертельным ядом. Таково решение