оказалась куда более щадящей. Вместо клеток – грубоватые низкие бараки с зарешёченными окнами, где и содержались рабы. Обставлены они были аскетично, но на свинарники не походили, да и рабы впечатление узников Освенцима не производили. В принципе, это как раз было оправдано – зачем кому-то покупать истощённого и замученного доходягу? Некоторые бараки и вовсе выглядели на удивление уютно – вряд ли чем-то хуже обычных местных многоквартирных домов, пусть и с решётками и охраной. В таких обычно находились либо молодые девушки, которым была уготована участь наложниц или тружениц местных борделей-лупанариев, либо мужчины и женщины в возрасте – наверняка какие-нибудь мастера или учителя.
Вяземский сохранял безэмоциональность, осматривая барак за бараком и объясняясь с рабовладельцами. Сергей уж точно не был сторонником рабства, но и со своим уставом в чужой монастырь лезть не собирался. Он – не рыцарь в сверкающих доспехах, творящий добро направо и налево, он лишь офицер, выполняющий поставленную перед ним задачу.
И никаких «Освободить всех, живо!» Мало добро сделать – часто ещё нужно разобраться с его последствиями.
Вот, к примеру, куда денутся все эти сотни человек, если выпустить их на улицы Илиона, чем они займутся? Явно ничем хорошим – бродяжничеством, а может и воровством. Для только что отбившего массированный штурм города – это тот ещё «подарок». Причём в случае чего местные власти будут действовать в соответствии с законами военного времени и упрощённого судопроизводства, так что, возможно, что для многих рабов свобода могла быть мало того, что не очень-то и желанной, но и откровенно опасной.
Молчала и Татьяна, тоже не выказывая попыток творить добро направо и налево. На сколько она была моложе Сергея – лет на пять? Всё равно – одно поколение, что выросло уже в новой России. Не злое, но и не смотрящее на мир сквозь розовые очки; не циничное, но расчётливое. Умеющее ждать и, если нужно, не бить врага сгоряча, а выжидая, пока его свалит лихорадка или яд. И очень ценящее справедливость, иногда вплоть до древнего принципа «око за око».
Это хорошо? Это плохо? Нет, просто это так и есть.
Попутно Вяземский продолжал анализировать обстановку и собирать информацию. Касательно того же рабства в Империи. Вряд ли демонстрирующий довольно высокий уровень развития Новый Рим имел классический рабовладельческий строй. Вероятно, рабство в нём не было основополагающей структурой, но, тем не менее, существовало. Причём, что характерно, большая часть рабов явно представляла какую-то одну нацию – белокожие, светловолосые, крепкие.
Ливия объяснила это тем, что рабы в Империи – это в основном представители неких северных варваров. И не слишком радостно дёрнула щекой. От дальнейших расспросов Сергей решил воздержаться – про происхождение Ливии он помнил, а излишне наседать на и так, по сути, сотрудничающую лишь по своей доброй воле (и в счёт будущих расчётов) волшебницу было бы не слишком разумным. Потому как перспектива объясняться с имперцами на своём корявом диалекте, или сначала на своём корявом диалекте с Эрин, чтобы