служить ему при первом появлении.
Его эминенция вошел к герцогине один. По знаку горничной фаворитка вышла на встречу гостю, которого и ввела сперва в кабинет, в котором принимала его накануне. Госпожа де Шеврёз показалась прелату такой хорошенькой, прическа ее была такая соблазнительная, что он на этот момент не хотел бы устремлять претензий своей любви куда-либо выше. Он пожирал глазами прелести, полуприкрытые кокетливым неглиже; дрожащей от волнения рукой он взял руку герцогини и с восторгом поцеловал ее. Честолюбие быстро теряло свои права в душе министра; Анна Австрийская исчезала в его мыслях: сердце прелата пылало к посланнице, прежде чем возвыситься к трону монархини – так атмосфера этой уборной была увлекательна и насыщена сладострастием.
– Тише, монсеньор, – сказала госпожа де Шеврёз, слегка отталкивая Ришелье, – подумайте, ведь там королева.
– Я позабыл, потому что королева любви – здесь.
– Плохой протокол для государственного человека. Я очень пожалела бы вашу эминенцию, если бы ваши соперники Беккингэм и Оливарец могли услышать ваши любовные речи.
– У государственных людей, как и у всех других, есть свои страсти.
– Согласна, но необходимо, чтобы эта страсть у них была такого свойства, чтобы соответствовала общественному благу. Господин кардинал, надобно стараться не упускать из вида будущее Франции – отпрыска, который должно привить к дереву Генриха IV, и будущее регентство, покорное вашей власти.
– Моя власть, надеюсь, будет могущественна для всех, но покорна вам. Да, я хочу с вами разделить…
– Увидим в свое время, что мы разделим… Приготовим сперва этот высокий удел…. Вы взяли с собой платье арлекина?
– Всё как есть с ног до головы, – отвечал Ришельё, раскрывая плащ.
– Хорошо! Панталоны зеленого трико без буфов, куртка красная бархатная, буйволовый пояс с большой медной пряжкой, серебряные колокольчики у колен, на руках кастаньеты. Но позвольте, вы должны были бы надеть ещё остроконечный колпак с погремушками.
– Вот он, – сказал кардинал, вынимая из-под плаща шутовскую шапку.
– Превосходно. Теперь, позвольте, я вам надену его к лицу перед моим зеркалом… Фи! Я не могу видеть этой красной скуфьи!…
И герцогиня отбросила ее далеко.
– Наряд этот очень смешон, но из самых странных вещей выходили иногда самые великие результаты.
– Конечно, монсеньор. А умеете ли вы плясать сарабанду?
– В этом не опытен. До сих пор, прыжки не входили в воспитание людей моего звания.
– Это смотря по обстоятельствам. Во всяком случае, оно входило в воспитание дамских угодников. При том же арлекин без сарабанды – то же, что толстый Гильом и Горгил без фарса, или лучше сказать – дипломат без притворства.
– Злая! Впрочем, если необходимо станцевать, я употреблю всё старание.
– Я люблю эту уверенность в себе; было бы странно, чтобы министр не был искусен во всём, чего не знает. Я пойду доложу королеве о господине арлекине.
– Но