В. И. Качалова целиком: «С большим трудом улучил минутку, чтобы черкнуть Вам хоть несколько строк, милая, славная Аличка. Мы только на днях перебрались в деревню. Написать из Петербурга было совершенно невозможно: так приходилось мотаться по всяким скучным делам – перед отъездом, что голова шла кругом. Теперь отдыхаю душой, всеми измочаленными нервами, греюсь на солнце, смотрю на небо, на воду – у нас чудесное озеро, с живой радостью думаю о Вас, и если бы не конспиративные опасения, – написал бы Вам много, много хороших и искренних слов. Положим, хорошее и искреннее я Вам всегда буду писать, потому что его чувствую, но много писать очень трудно: нужно пользоваться только теми минутами, когда я остаюсь под каким-нибудь предлогом дома один, и затем потихоньку (это второе затруднение) доставить письмо на почту. Не сердитесь, милая моя девочка, что я об этом говорю, я знаю, что Вы не любите моего страха, и верьте, что когда-нибудь Вы меня поймете и оправдаете.
Неужели Вы томитесь сейчас в Москве, пыльной, шумной, грязной? Как мне грустно за Вас. Как было бы хорошо, если бы Вы могли провести лето – здесь, со мной! Прекрасные здесь места. Дом наш стоит в лесу, на высоком берегу озера, большого и страшно глубокого, бездонного. Я по целым часам не вылезаю из лодки. Жаль, что писать в лодке никак не возможно. И особенно жаль потому, что, когда я одиноко ношусь в лодке по озеру или лениво шуршу по камышам, – меня часто охватывает нежная, нежная любовь к Вам. Смотрят на меня Ваши хорошие, глубокие, как озеро, глаза, в которых я все еще не вижу дна. Хочется крепко поцеловать Вашу детскую ручку, хочется долго смотреть Вам в глаза, долго и глубоко – до дна, чтобы понять, почувствовать Вас всю.
Вы часто говорили мне, что я „до жестокости“ мало люблю Вас. Не знаю, может быть, это правда – если сравнивать мое чувство с безумными, пламенными, стихийными чувствами, забирающими всего человека – и совсем не свойственными моей дряблой, усталой, на всю жизнь усталой, смирившейся душе. Но все-таки, дорогая моя Аличка, если Вы поверите, как хочется мне, чтобы Вам было хорошо, чтобы Ваша жизнь светилась и играла самыми яркими, радостными переливами, чтобы вся Ваша чудесная, чистая, детская душа пела бесконечные светлые песни, если Вы поверите, почувствуете, как мне этого для Вас хочется, – Вы должны сказать себе: какое у него ко мне хорошее и большое чувство. И да будет Вам стыдно, если Вы вздохнете и скажете: разве это любовь, – это доброта. Нет, Аличка, в моей опустошенной, равнодушной душе для доброты места нет. Осталась маленькая способность любить, и ее я отдаю Вам, моя славная девочка.
Черкните мне хоть два-три слова по адресу: ст. Окуловка, по Николаевской ж. дороге, им. Пузырёво, Лидии Стахиевне Саниной. (Без всяких „для“, а только на самом письме – сверху напишите Вас. Ив. Оно не будет читано никем.)» (Автограф // ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. РО. Ф. 467. Ед. хр. 195).
301
«Я жалуюсь только вам одной» – Чуть переиначенная цитата из 2‐го действия пьесы «Три сестры» А. П. Чехова, фрагмент реплики Вершинина, адресованной Маше, о ничтожестве жены: «Я никогда не говорю об этом, и странно, жалуюсь только вам одной».
302
…письмо есть?