его – твой звонкий голос». (Из анакреоники)
Она читала поначалу смущаясь, отводя глаза, а закончив, облегченно улыбнулась. Александр же застыл с распахнутыми глазами, теперь совершенно охваченный умилением. Какая война, какой Милет? Чудная тишина летнего полудня: слышно, как падают желуди и снуют жуки в мураве.
– Что это? – он изумленно улыбался.
– Я – дарю – тебе – эти – стихи…
Александр закрыл рукой лицо и рассмеялся, растроганный всей ситуацией.
– Ты ненормальная… – проговорил он, усмехаясь и качая головой.
– Ты считаешь мою жизнь смешной?
Александр понял глубину вопроса. Он вспомнил, как увидел ее впервые 4 года назад под Афинами, на берегу маленькой бухточки, поющую и кувыркающуюся на волнах. И то, что первой мыслью его тогда было: я хочу знать, как она живет!..
– Нет, что ты, нет, я не считаю ее смешной, – он замотал головой.
– Я только хотела тебя порадовать. Я думала, ты обрадуешься, – Таис опустила глаза, и ее ресницы дрогнули.
И тут произошло что-то невероятное. Он порывисто прижал ее к себе и поцеловал в губы так, что казалось, сознание взорвалось и покинуло ее. Оно действительно покинуло ее: Таис застонала и перешла в какой-то другой мир, где было… блаженно. Так хорошо, что нет слов в человеческом языке, чтобы описать для непосвященных хотя бы приблизительно то святое блаженство…
Александр встряхнул ее за плечи. Он боялся встретить ее взгляд, когда она откроет глаза.
Когда она, наконец, подняла ресницы, он улыбался… как всегда.
– Мне еще никто не дарил таких стихов, спасибо. Посвящали там всякое про меня, какой я хороший, но это все вранье, подхалимство, лесть. Не в счет. Спасибо, я очень рад, очень.
– Я бы радовала тебя и чаще, – пробормотала она, отрезвленная его спокойной улыбкой.
– Скажи мне, здесь действительно так красиво или мне так кажется?
Таис снова пришлось отвечать. Он все спрашивал, и ей не оставалось времени подумать над тем, что сейчас произошло. Он же говорил тоном «как ни в чем не бывало», и с каждой его следующей репликой Таис все отдалялась от этого странного происшествия – этого удивительного поцелуя. Как-будто ее не целовали тысячи раз!? Она думала, что все знает, про поцелуи уж точно, оказывается ничего не знает, ровным счетом ни-че-го.
Александр спрашивал о Приене, о пришедших из Афин письмах, о ее настроении и планах, а ей хотелось, чтобы он говорил о случившемся: может быть, успокоил ее смятение, может быть, подтвердил ее надежды. Но он не говорил об этом. И она подчинилась ему.
В воротах их, нет – его, уже поджидали «отцы города» с ключами и поздравлениями. И все пошло своим чередом. Ее украденное время закончилось. Таис оставалось полдня, чтобы прийти в себя и снова обрести почву под ногами.
Вечером все встретились в Одеоне на концерте, потом пошли пировать и праздновать прямо на агору, где в портиках вокруг фонтана были расставлены столы и ложа. Было так много радостных людей! Помимо приглашенных, вокруг толпился