* *
Соединить зрительные впечатления с мышлением. Вижу – что – когда – где – я – сейчас – в прошлом – в будущем. Философия текста. Текст – посредник между впечатлением и мышлением. Слово, текст, книга – функция сосредоточенности, проникновения, оценки взаимосвязей, состояния, следствий, перехода к следующему материалу, воспринятому чувствами.
Ученый вглядывается в явления природы и в результате его анализа природа покоряется человеку. Ученый дает почувствовать, как велик человек и общество в целом, заставляющие природу работать на себя. И кажется, что этот процесс односторонний. Художник вглядывается в человека, испытывающего давление природы и обстоятельств, от воздействия которых человек гнется и ломается. В зеркале ученого человек всевластен, в зеркале художника – слаб, уязвим, хрупок.
Западноевропейские политики умеют выдать свои преступления за «прогрессивное развитие».
Фауст ищет не доказательства существования Бога, а доказательства существования зла. Если зло существует, то нет никакого смысла быть добрым и нравственным, и все позволено!
Парадокс человеческой воли: всегда признавать право господина на любые деяния, вплоть до устройства концлагерей, и никогда не позволять соседу жить лучше себя. На этом держится тоталитарный режим: с одной стороны – олигархи, с другой – их постоянная «забота» о нищете населения.
Ленинские приемы «научного» анализа: европейские факты и цифры приводятся без критики, российские – с непременным комментарием «всё плохо, просто из рук вон». И принципиальная ленинская позиция: правительство не справляется и должно уйти, уступить место более достойным, то есть большевикам. Ленин усилил традицию российских элит пластаться перед Западом, казалось бы, злейшим врагом социальной справедливости. Вероятно, в Российской империи происходило какое-то движение в сторону улучшения положения народа, иначе не объяснить столь бурную реакцию противников такого улучшения, сторонников прозападного пути «развития» страны. Идеологически современные «оппозиционеры» – прямые наследники Ленина.
Людям всегда хочется объективности, они даже настаивают на ней. Монтень был первым философом, который не захотел утруждаться по поводу фигового листочка объективности, и просто заговорил от собственного имени. Что тут началось! «Мы не можем доверять рассуждениям какого-то Монтеня!» «Какое нам дело до его личных вкусов и пристрастий? Мы хотим знать вечную, приемлемую для всех объективную истину!» Ирония в том, что все «истины», которыми располагает человечество, добыты из залежей спрессованных временем частных рассуждений.
Казалось бы,