«Пролетариата».
– Диктатура пролетариата! – прочитал вслух Коля, стоя рядом со мной возле расписанной стенки.
– А почему не закрашивают? – спросил я.
– А зачем? – ответил вопросом на вопрос Коля. – Это одну диктатуру нельзя, а диктатуру пролетариата – можно. Одно слово похоже на одну рюмку – мелочь, а может всё поменять, – добавил он и поднёс ко рту сигарету.
– Слушай, Коля, что это всё значит? Ты же заведуешь камерами. Ты же понимаешь, что такого не может быть, чтобы надпись появилась, а того, кто это писал – на видео не было.
Коля немного помолчал, а потом посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
– Ну да, я действительно заведую камерами, так что если я сам с этими записями поколдую, то и концов нет. Был человек на видео и сплыл.
Коля расхохотался, глядя на моё недоуменное выражение лица.
– Но… зачем тебе это? – спросил я растерянным тоном.
– Ну так это же я и писал на стене, – ответил Коля.
– Ты? – шёпотом проговорил я, широко раскрытыми глазами глядя на него.
– Я! Тебе вот, признаюсь. Потому что ты, можно сказать, мой герой.
– Но зачем ты это делал?
– Ты говоришь на родном языке, а я на нём пишу, – ответил Коля и глубоко затянулся сигаретой. – Я вообще с детства люблю похулиганить. И Купалу тоже очень люблю. И Богдановича люблю, больше всего, кстати. И тебя тоже люблю. Нас тут таких вся управа, кроме начальства. И мы все тебя любим. А насмехаемся, чтобы на нас не подумали… ну что тебя поддерживаем не подумали. Может быть и не надо было мне признаваться. Но ты же меня не выдашь, правда?
Я стоял молча, осмысливая информацию.
– А зачем ты дописал «пролетариата»? – через минуту спросил я.
– Так это не я, – ответил Коля. – Это Александр Брониславович. Сам потихоньку накалякал ночью. Выкрутился-таки, хитрован, – добавил Коля и рассмеялся.
Наташка
2006 г.
Я не вела дневник с моих пятнадцати лет. А сейчас мне (страшно писать даже) уже двадцать пять. Хотя… Не стоит тут врать хотя бы самой себе. Мне даже чуточку больше, чем… двадцать пять … Ладно… хватит про возраст. Что же мне ещё такое тут написать? Пожалуй, начну с начала. Я хочу тренировать эту их мову. Ну беларускую. Говорить у меня получается совсем плохо, но писать могу немножечко получше… Поэтому этот дневник будет строго на беларуском. Это я себе обещаю. Честное слово! О! Кажется, пришёл Антошик. Продолжу потом.
***
Сделала Антошику обед. Люблю его… бубачку. Так вот! Я хочу тренировать эту их мову, потому что боюсь Этих. Их всё больше вокруг и как-то мне стало казаться, что они могут взять и… ну… как бы это написать то… В общем, боюсь, что они станут управлять, а не мы. Мой Антошик работает на должности, ну и я при нём – помогаю. Быть женой чиновника нелегко, хотя все думают, что очень даже легко. Ну я ещё дальше напишу о своих трудностях.
***
Я пыталась уговорить Антошика тоже учить эту их мову. Но он пока упирается. Хотя говорит, что и так её знает. Я попросила его поговрить. Он сказал