с союзниками разбил войска Наполеона. Там осталось лежать почти пятьдесят тысяч солдат из девяностотысячного английского войска, и память о них требует от нас справедливости.
Шарлотта неожиданно для себя самой говорила по-французски свободно и уверенно. Но боже, что тут началось! Какие только обвинения не полетели со всех сторон в адрес островитян, замучивших са́мого великого европейца, а заодно и в адрес мисс Бронте, защищавшей соотечественников! Учитель сначала был рад активности девочек, у которых никогда раньше не наблюдалось такого интереса к битвам и сражениям, но, когда в класс заглянула привлеченная шумом мадам Эже, стал призывать всех к порядку, хотя и безуспешно. Ореол мученика засиял над челом великого императора, и не было лучшей приманки для женских сердец, готовых простить ему все. На Шарлотту смотрели почти с ненавистью, и только слово другой ученицы-француженки, Луизы де Бассомпьер (ее родственники в отличие от Монтолонов не были обласканы императором, а напротив, пострадали в революцию), разрядили обстановку. Луиза попросила всех быть вежливыми и уважать мнение мадемуазель Бронте. Шарлотта не забыла ее слов. Много лет спустя в благодарность она даст имя де Бассомпьер одной из героинь своего лучшего романа “Городок” Полине. Там это милая и трогательная молодая особа, занятая, правда, исключительно своими проблемами.
За обедом девочки нарочито не смотрели на сестер Бронте и не обращались к ним даже с просьбой передать соль или масло. Супругов Эже за столом не было – мадам чувствовала недомогание, и все говорили в полный голос.
– Ты посмотри, какие у нее рукава. У англичан они называются leg-of-mutton – “нога барана”. (Эмили и вправду носила платья с особыми рукавами: они были очень широкие у плеча и резко сужались к локтю, такой фасон выглядел немного смешным даже тогда, когда был в моде, но она к нему привыкла и не собиралась менять.)
– Тогда уж скорее у нее на руке “нога овцы”… Знаешь, я спросила ее, отчего она все время молчит, и она ответила: “Я такая, какой меня создал Бог”. И больше ни слова. Высокомерная гордячка. Интересно, это Бог ей велел носить такие уродливые платья…
– И вправду две овцы. Хотя маленькая хотя бы разговаривает. Но до чего же некрасива…
– Маленькая, между прочим, старше сестры. А зубы у них такие плохие из-за английского климата – там же все время идет дождь и холодно. Говорят, в Англии они сами были учительницами. Хотела бы таких зануд в наставницы?
– Ни за что. Я предпочитаю мадемуазель Мари: у нее всегда изящные ботинки. И она веселая. Мадам ее не любит за это. Но до чего же странные эти англичанки.
Шарлотта слышала каждое слово. Как бы она хотела уметь, как Эмили, полностью погружаться в свои мысли и не замечать того, что происходит вокруг! Увы, ей этого не было дано. Шарлотта все слишком хорошо понимала про себя: как часто сама она буквально кипела от негодования, как горько рыдала по ночам и злилась, да-да, откровенно злилась, хотя это и считалось