он приближался к источнику шума, тем громче и неистовей становились вопли. И вот он выбегает в холл, и перед ним предстаёт следующая картина: на уже небезызвестной лестнице, широко раскинув руки и ноги, навзничь лежу я в полнейшем отрубе. Вокруг моего обездвиженного тела суетились, наверное, все сотрудники Кунсткамеры и несколько небезразличных посетителей. И так уж вышло, что почти все служители музея были люди в возрасте и, конечно, к такому готовы не были, поэтому женская часть негодовала особенно рьяно, ну и помогающие им граждане тоже почемуто были в основном женщинами в годах, отсюда все эти душераздирающие вопли. Хотя лично на меня эти крики не производили ровным счётом никакого эффекта. Я лежал себе на лесенке с весьма благостным выражением лица. Лёшик, подойдя к месту происшествия, первым делом предложил всем успокоиться и взять себя в руки. Но этот призыв почемуто привёл к нарастанию напряжения, а не к деэскалации конфликта, на которую, собственно, рассчитывал мой синий друг. Я думаю, что вопреки его собственному видению ситуации, на самом деле всё было значительно ужаснее. Представляется мне это так: пока служители и их добровольные помощники пытаются чтото сделать со мной, они частично впадают в панику от того, что представляется им в перспективе. А именно – приезд наряда милиции, скандал, крики, а также последствия этого происшествия в виде репутационных и неврологических потерь одновременно. Плюс ко всему прочему, когда о таком вопиющем случае узнает руководство, то их уж точно по головкам не погладят, а напротив, так пролососят хотя бы за то, что они вообще впустили в музей в хлам пьяных людей, что и в довершение всего, не видать им премии, как пить дать. И если в этот самый момент к ним подходит второй персонаж в практически никакущем виде и предлагает, заплетающимся языком, всем успокоиться, то можно себе представить их состояние, когда проблемы, и без того весьма значительные, вдруг возводятся в квадрат, а то и в куб, учитывая габариты вновь пришедшего. И на волне паники среди служащих к Лёшику подскочил какойто дед в синем кителе и, взяв его за грудки, потребовал немедленно покинуть стены Кунсткамеры, прихватив меня с собой. в обмен на это он пообещал, что они не будут вызывать наряд милиции. Хотя, мне кажется, что вызывать копов было и не в их интересах тоже; думаю, что они все всё же хотели решить дело мирно и постараться замять его, потому как, повторюсь, народу было не много, а свидетелей происходившего и того меньше, а значит, можно было попробовать выйти сухим из воды, что для русского человека есть наивысший кайф. И вот, пока Лёшик и персонал Кунсткамеры разрабатывали дальнейший план действий, я, видимо, слегка замерзнув, лежа на мраморном полу и, судя по всему, в своём пьяном сне решил укутаться в тёплое одеяльце, а так как в реальности одеяло было представлено в виде ковра, то я начал заворачиваться в него. Ковер, напомню, покрывал почти шестьдесят процентов поверхности мраморной лестницы сверху вниз, оставляя по бокам две равные непокрытые части, по которым обычно
